ему руку, потребовал ответить, связан ли он с партизанами,
Геннадий поднял голову: ≪Не скажу! Ничего не
скажу!≫ Офицер приказал солдатам оттащить Геннадия к
зданию кинотеатра.
— Не скажу! Ничего не скажу!— донеслось до Михаила.
Треск автоматной очереди. И тишина. Только языки пламени
и клубы дыма поднимались высоко к небу от подожженного
гитлеровцами склада.
Огонь и кровь...
Миша метнулся туда, откуда только что раздавался голос
его друга. Фашисты уже ушли. И Миша стал на колени
возле мертвого Гены.
— Говорил же я тебе! Говорил! — Михаил кулаками вытирал
слезы.
...Наступила ночь. Ольга Ивановна, Миша со своей матерью
пробрались к Геннадию, завернули его тело и понесли.
Геннадия положили в сарае, в том сарае, где он прятал
оружие и приемник. Оставшись одна, мать припала к лицу
своего орленка...
Темнота сменялась морозным ясным утром. В город входила
стрелковая дивизия. В твердой поступи советских войск
мать видела победу. Она шагнула навстречу бойцам.
— Сын мой... Геннадий... как он ждал вас!— слезы не
давали ей говорить.— Отомстите за него!
ИМЕНИ ГЕННАДИЯ ГОЛЕНЕВА
Учительница Нина Васильевна собиралась в школу.
Вспомнила, как в первый год своего учительства она всякий
раз волновалась, прежде чем переступить порог класса. Волновалась
она и сейчас. Надев строгое шерстяное платье с белым
воротничком, Нина Васильевна глянула в зеркало. Все
в порядке: седые волосы аккуратно причесаны...
Во дворе школы собрались ученики.
— Вадим, здравствуй!— мальчики и девочки окружили
Шевцова.
— Ребята, спросите, как он спас школу!
— Расскажи, расскажи! — попросили ученики.
— Ребята, что вы! Да ничего особенного не было. Просто
несколько комсомольцев последние два дня тайно дежурили
у школы. Кто? Борис, Виктор... ну еще я. Ну, пришли
гитлеровцы, расставили ящики, зажгли шнуры, закурили и
ушли. Мы сразу кинулись к подъезду, выдернули шнуры и
опять спрятались: думали, что они вернутся. Ночевали в
школе, а утром увидели нашу Армию. Вот и все. А вот Гень-
ка...— Вадим опустил голову.— Парень-то какой был!
Ребята молчали: каждый из них уже знал о трагической
гибели их товарища, каждый уже пережил это по-своему.
В калитке показалась Нина Васильевна. Сумрачные лица
ребят встревожили старую учительницу. Что-то случилось!
— Что произошло, ребята?
— Фашисты убили Геннадия.
— Кто сказал? Кто видел?
— Я,— отозвался кто-то сзади.
Все обернулись. В стороне стоял коренастый паренек.
— Михаил!— бросился к нему Вадим.— Как это случи*
лось? Расскажи подробнее.
И Михаил рассказал ребятам о последних минутах жизни
Геннадия Голенева.
— Если бы не граната... они бы его не убили... Вот,— Ми*
ша подал Вадиму листок бумаги.— Я принес заявление Гени.
≪А придет время, прошу вас, товарищи мои, назвать и
меня членом великого Ленинского комсомола≫,— прочитал
Вадим, и перед его глазами как живой встал Голенев: жизнерадостный,
смелый, верный.
— Я сегодня же пойду в горком и спрошу, как быть. А
где оно было, Миша?
— Геня на чердаке его спрятал. Мне показывал, где, я и
знал.—
Можешь быть спокоен, Миша. Просьбу Геннадия Голенева
мы выполним. Он жил и умер, как комсомолец.
...На другой день ребята оборудовали классы, стаскивали
парты.
Вадим сел на принесенную парту отдохнуть. Поднял
крышку и замер.
— Что ты, Вадик?
— Смотрите!
Вадим показал чуть видимую отметинку, когда-то еде≫
ланную Геннадием.
— Парта нашего Геньки,— сказал кто-то чуть слышно.
— Мы ее никому не отдадим,— решил Вадим.
Ребята поставили эту парту в первом ряду и подозвали
Нину Васильевну.
— Парта Голенева!
— На ней будут сидеть отличники. Согласны?— Нина Васильевна
посмотрела на ребят.
— На парте Голенева будут сидеть отличники! — решили
ребята.
* * *
Минуло много лет.
В один из жарких августовских дней у памятника Геннадию
Голеневу стояли два молодых человека с обнаженными
головами, стояли в скорбном молчании. Первым торжественную
тишину нарушил офицер Советской Армии Андрей Матушкин:
— Дарик, найдем его мать и поблагодарим за сына.
Дарик, студент московского института, бережно положил
на могилу венок и ответил:
— Пойдем, поблагодарим, Андрейка.
* * *
Жаль, что рано ушли эти двое. Часом позже у памятника
появилась группа ребят. Они принесли с собой букеты живых
цветов. Увидели совсем совсем свежий венок,
поправили его и положили на могилу свои цветы.
Потом сели под развесистой акацией. Говорили о Геннадии Голеневе.
Они вспоминали, как готовились к дружинному сбору, как собирали фотографии,
рассказывающие о жизни Голенева, перепечатывали их, а потом у стенда горячо спорили, куда какую определить.
Стенд с лучшим рисованным портретом Гени
(в школе был объявлен конкурс на лучший рисунок) был
установлен на самом видном месте.
А фотоальбом какой! Там не только фотографии, но и
письма из Читы, из Москвы.
≪Горячо одобряю ваше решение — бороться за честь присвоения
нашей дружине имени Геннадия Голенева, замечательного
нашего земляка,— писал из Москвы товарищ Геннадия.
— ...В детстве мы жили с Геней в одном дворе, играли
в одни игры, читали книги... Он был честным по отношению
к товарищу... Любил свой город и не хотел, чтобы по
его улицам ходили фашисты.≫
— Ребята, я запомнил стихотворение ≪Памяти друга≫, которое
он прислал нам,— сказал курносый, с симпатичными
веснушками на лице, мальчик.— Хотите, я продекламирую?
— Только с выражением!
— Читай! Читай! — послышалось со всех сторон.
И мальчуган начал звонким голосом.
Ломая надоевший старый тон,
Как будто для великого парада,
Проспекты наряжаются в бетон,
И в скверах молодых царит порядок.
Гудят комбайны в поле на заре,
Пшеница бронзовеет в пирамиде...
Ты сердцем наше будущее видел,
В январский день сгорая на костре...
Ты умер, чтобы жить в сердцах людей,
Чтоб имя вспыхнуло твое везде —
На полосе газетной и журнальной,
На камне, на доске мемориальной...
Голос юного чтеца звенел над могилой погибшего старшего
товарища:
Ты всюду, где бушует наша жизнь,
В передовом стальном ее отряде,
И в будущее наше — в коммунизм,
Войдем мы вместе.
Голенев Геннадий.