Купец нахмурился и потребовал объяснить, что она имеет в виду.
Девушка бесстрастно пожала плечами:
— Такой вопрос автоматически дает мне право задать встречный. Типа «А вы спите с мужчинами?» и прервать закономерное возмущение аналогичным восклицанием: «Но вы же их совсем не знаете!»
За ближайшими столиками грохнули, а один из посетителей ресторана демонстративно изобразил аплодисменты, сообразив, что де-юре оскорбление «могло прозвучать», но «не прозвучало». Увы, купец красоты этого пассажа не оценил, поэтому пошел красными пятнами, сжал кулаки и набрал полную грудь воздуха. А вот поделиться своими мыслями не смог. Ибо за мгновение до начала гневной тирады я оказался прямо перед ним. Причем очень близко. И, выделяя интонацией отдельные слова и фразы, поставил перед выбором:
— Эта женщина — моя. И не знакомится. А я дерусь на дуэлях только до смерти. Рискнете жизнью?
Давить взглядом потенциальных противников я научился задолго до поступления в АПД, а на соревнованиях по унибосу отточил этот навык если не до совершенства, то достаточно близко к нему-родимому, благодаря чему на третьем курсе еще до начала боя морально ломал процентов семьдесят соперников. Этот тоже оказался… хм… хрупким: увидев в моих глазах непоколебимую решимость идти до конца, отыграл назад и свалил. Причем не к своему столику, а из ресторана. И мы, наконец, смогли позвать официанта…
…Из гостиницы выехали в половине двенадцатого при полном параде. К этому времени основные утренние пятничные пробки уже рассосались, так что до галереи рода Веретенниковых добрались аккурат к открытию, нахально зарулили в подземный гараж, вне всякого сомнения, открытый ни разу не для простолюдинов, и поднялись на лифте «под старину» на первый этаж.
Касса еще не работала, зато по фойе уже слонялся гориллоподобный охранник, и я на его глазах оставил перед окошечком две банкноты по сто рублей. После чего со спокойной совестью направился к двери, за которой, если верить бегущей строке на информационном табло, и начиналась музейная экспозиция «Скульптура и изобразительное искусство Старой Земли».
В первом зале, посвященном скульптуре Древнего Египта, было пусто и тихо, как в склепе, поэтому мы с Олей рефлекторно перешли на лесной шаг. Честно говоря, искусство этой эпохи мне никогда не нравилось, но я привык все делать добросовестно, поэтому подвел напарницу к скульптуре сидящего писца и негромко усмехнулся:
— Да, это, конечно, не расписной известняк, а самый обычный пластик, но качество трехмерной печати на высоте.
— Интересно, а как на самом деле выглядели глаза из белого кварца, инкрустированного красными прожилками? — спросила она, изучив эти.
— Не знаю. Но почти уверен, что эта копия очень похожа на оригинал.
Мы обошли ее по кругу, хорошенечко рассмотрели, а затем перебрались к статуе Каапера, древнеегипетского писца и жреца, вошедшего в историю благодаря своей искусной деревянной статуе. Копия Веретенниковых была из все того же пластика, но очень хорошо передавала не только внешний вид, но и фактуру материала. Поэтому возле этого экспоната экспозиции мы зависли на несколько минут: разглядывали по-настоящему выразительные глаза, чуть крючковатый нос, капризные — по мнению Кольцовой — губы, пухлые щеки, бесформенную шею и сальный торс.
Составив личное впечатление об этом артефакте древности, чуть менее внимательно изучили скульптуру зодчего Хемиуна. Ибо фигура с ожирением по женскому типу не цепляла за душу от слова «совсем». Потом осмотрели и обсудили все остальные экспонаты этой части галереи и прошли в следующий зал. А там, не сговариваясь, направились к статуе Лаокоона, хотя видели, что первым экспонатом в этом помещении является статуя богини с гранатом из так называемого периода архаики. Композицию, демонстрирующую борьбу жреца и его сыновей со змеями рассматривали с таким энтузиазмом, что чуть было не зевнули появление худощавой, но статной и все еще молодящейся женщины лет семидесяти в темно-зеленом бархатном платье в пол.
Но Дайна, как обычно, бдела, поэтому я довернул Кольцову в нужном направлении и склонил голову в знак уважения.
— Здравствуйте, молодые люди… — поздоровалась она, мазнула цепким взглядом по нашим рукам и, не обнаружив родовых перстней, изумленно выгнула бровь: — Вы не аристократы?
Я ответил таким же приветствием и сказал «чистую правду»:
— Нет, уважаемая, мы добытчики.
— Веретенникова. Ксения Станиславовна… — представилась дама и задала следующий вопрос: