– Мама, поймите: началась стрельба. Стреляют там – значит, вскоре здесь также начнут. Короля Карла защищают казаки и драбанты. Нас защитить некому, кроме…
– Сыночек, но почему ты решил, что нас нужно защищать? Ведь турки и крымцы – это наши союзники…
Ганна все еще пыталась притворяться непоколебимо-спокойной. Впрочем, на Григория ее игра впечатления не произвела. Он приблизился на шаг и сказал еще резче:
– Мама, очень прошу вас: хватит разговаривать со мной, словно с маленьким ребенком! Сейчас не время для успокоения. Килина ждет вас около задних дверей. Забирайте скорей Яшуньку и…
– Но послушай, Григорий!
– К тому же, я не девочка, – добавил сдержанно.
Сделав над собой усилие, Ганна сказала все еще спокойно:
– Хорошо, хорошо. Только откуда ты знаешь, кто там стреляет…
– Думаете, я спал, когда отец ушел сегодня из дома?
– Грицю!
– К тому же, я целый год прожил заложником в Бахчисарае.
Бедная женщина аж задрожала. Значит, мальчик все знал и прекрасно понимал? Или, по крайней мере, приблизительно представлял?
– А что, мама, разве вы думали, что ваш Григорий – маленький дурачок, который даже не догадывается, почему отец везет его в Крым и оставляет под опекой «доброго» хана Девлет-Гирея?
Неизвестно, что именно ответила бы на это Ганна (мысли в голове у нее путались), но в следующий же миг в дверях появилась встревоженная Килина со старшими девочками, Настей и Варкой. Увидев их, Григорий воздел над головой сжатые кулаки и гаркнул так, как это делал отец:
– Кил-л-лина, дур-ра ты стар-рая! Я ж тебе приказал!..
А дальше понеслось кувырком…
Проснулся в колыбельке и захныкал Яшунька.
Ганна инстинктивно бросилась к колыбели.
Килина отшатнулась, поскольку не ожидала такого всплеска гнева от десятилетнего мальчика.
Настя и Варка нерешительно подались к брату, чтобы успокоить его.
С улицы донесся неразборчивый гам и крик.
Григорий стремглав подскочил к окну, припал к кругу в изморози, который продышала мать, вскрикнул, рванулся к развешенному по стенам оружию, выхватил одну из отцовских сабель и, оттолкнув мать, стремглав бросился на улицу, занеся клинок над головой.
Ничего не понимая, Ганна с грудным ребенком на руках, Килина, Настя и Варка побежали за ним…
Да так и замерли прямо на крыльце!
К хате приближались десяток турецких мамлюков, на лицах которых читались лишь злость и ненависть. Даже снег скрипел под их сапогами как-то враждебно и зловеще.
Но дорогу туркам преградил Григорий, гневно крикнувши юношеским фальцетом:
– Наза-а-ад!.. Наза-а-ад, нехристи-бусурмане! Наза-а-ад! Во-о-он! Пош-шли отсюда вон!!!
Мамлюки явно опешили, не ожидая встретить какого-либо сопротивления…
В следующий миг Григорий недовольно оглянулся на женщин и отступил на шаг, делая знаки свободной рукой: дескать, скорее в дом, а там к задним дверям – и прочь отсюда!
Тут в переулке появились еще солдаты. Вероятно, передние испугались, что товарищи сочтут их трусами и, чего доброго, засмеют…
Поэтому сразу бросились на мальчика.
Все вместе.
Десять на одного.
Впрочем, переулок был слишком узким, поэтому впереди всех оказались лишь трое мамлюков…
Звякнула сталь – и кривой клинок правого воина отлетел в сторону. Средний охнул, упал на колени и схватился за живот. Снег на дороге словно украсили крохотные алые ягодки клюквы. Не растерялся лишь тот, что был слева – Григорий едва успел увернуться от его ятагана. Но при этом отскочил просто в руки мамлюка, которого только что разоружил. Теперь большая и тяжелая (как для десятилетнего мальчишки) отцовская сабля скорее мешала мальчику, чем помогала обороняться… А тут из переулка подскочили еще двое врагов, и через полминуты все было кончено: с радостными криками мамлюки потянули связанного веревками Григория в глубь переулка. Тот лишь кричал и ругался по-турецки, да какой в том смысл?! Раненого мамлюка подхватили под руки и повели следом.
– Гри-и-иць!!!
Не помня себя, горемычная Ганна бросилась следом. Несколько обозленных мамлюков с большим трудом удержали и остановили женщину, которая безуспешно пыталась помочь сыну. Только тогда Ганна в конце концов поняла, что грудное дитя куда-то исчезло, поблизости также нет ни Килины, ни Насти с Варкой.
– Де-е-ети-и-и! Де-точ-ки-и-и-и! – заголосила она и с новой силой забилась в державших ее руках турок. Оглянулась на лачугу: окна и двери распахнуты настежь, из окон на снег вылетают какие-то пожитки, на крыльце – толпа мамлюков.
Но дочерей и старой служанки там не было… Может, все-таки убежали?