- Ты сам, - заголосила вдруг кафанка. - Ты сам говорил, что люди Гачага Наби за народ. Ты сам говорил, что это лучшие люди! Сам говорил! Сам!
- Да, говорил. Я не только говорил. Я помогал им. Помогал чем мог. Но отсюда подкопа не будет. Я скорее умру.
Стало тихо, и через минуту Карапет забормотал уже нежно и торопливо.
- Уедем отсюда. Уедем. Много ли нам надо? Мы вдвоем, а это самое главное для нас. Погубят они нас, погубят. Не о себе же говорю, тебя жалею, тебя люблю.
Стало совсем тихо, и Томас услышал звук долгих поцелуев. "Надо же! В доме почти покойник, а они целуются",- подумал он и, нарочно громко застонав, поднялся и сел.
- Слава богу, Томас, ты поднялся, - смущенно сказала кафанка.
- Далеко ли до утра? - спросил Томас, видя перед глазами оранжевые, медленно плывущие круги.
- Скоро светать начнет, - ответила Айкануш. - Как ты себя чувствуешь?
- Спасибо, - отозвался кузнец. - Угощение было славное, только, как всегда после этого, голова трещит.
- Не ходи, как кот, по чужим женам, - раздраженно сказал из темноты Карапет.
- Айкануш, - спросил Томас. - Кто этот мужчина, который говорит со мной? Неужто мой брат?
- Был у тебя брат, - бросил Карапет. - Теперь его нет... Тебе пора уходить.
- Ты сможешь сам дойти до друзей? - спросила заботливо Айкануш.
- Смогу, - сказал Томас и поднялся, держась за стену. Оранжевые круги перед глазами превратились в маленькие огненные точки, запрыгали, зарябили, и он снова почувствовал тошноту.
- Почему вы не зажжете хоть какой-нибудь свет!
- Ты, придя в дом, погасил свет. Навсегда,- сказал с достоинством Карапет.
- Слушай, - с трудом произнес Томас. - Оставь этот тон для своих арестантов, которых ты держишь под замком.
- Так ты еще меня учить будешь? И угрожать, может быть?
В это время раздался громкий, властный стук в дверь. Карапет чуть не завыл от страха. Айкануш засуетилась, без конца крестясь, кидалась к Карапету, к Томасу, к двери и обратно.
- Откройте, - сказал Томас. - Я все возьму на себя! Я, допустим, вор. Вы поймали меня. Я вас не знаю.
Кафанка отодвинула грубый деревянный засов, и в проеме двери, в который пробивался рассвет, появилась внушительная фигура, закутанная в бурку.
- Томас, - сказал густой мужской голос. - Ты здесь, Томас!? Томас в изнеможении сел.
- Здесь я, - ответил он, улыбаясь в темноту. - Я здесь, Аллахверди. Только как ты меня нашел?
Аллахверди шагнул в глубь хижины, плотно прикрыл за собой дверь, сказал коротко, чтобы зажигали очаг. В его голосе было столько спокойной уверенности в своей правоте, столько скрытой силы, что кафанка не смела ослушаться. Огонь вскоре затрепетал, бросая торопливые блики на помертвевшего от страха Карапета, суетливую кафанку, выхвачивая изредка перевязанную грязной тряпкой голову Томаса. Аллахверди сел рядом.
- Я послал вслед за тобой Аслана, - сказал он, помолчав несколько минут. Он все время стоял за дверьми. И все слышал. Я это говорю хозяевам этого дома. Они должны знать: обидчики моих друзей никуда не спрячутся, никуда не уйдут от мщения.
Карапет молчал, но Айкануш пришла к нему на помощь, чувствуя стыд за мужа.
- Кто бы ты ни был ночной пришелец, я должна сказать. На этот раз обидчики не мы, а вы. Вы вторглись в этот дом без спроса. Вы нарушили покой этого жилища.
- Кто тебя ударил? - спросил Аллахверди Томаса, и в будничности этого вопроса все уловили грозное спокойствие.
- Пустяки, мой друг, - ответил Томас. - Разве есть человек, который осмелится поднять на меня руку!? Я выпил лишнего, споткнулся, упал. Эти добрые люди, можно сказать, вытащили меня с того света.
- Спасибо скажи, ключник, - сказал медленно Аллахверди,- что у тебя такой брат... Но я пришел не познакомиться с вами. Для этого у нас будет много времени. Я пришел сказать вам, что мы решили под видом пшеничной ямы рыть из вашей хижины подземный ход к тюрьме. Мы должны спасти Хаджар, нашу черную кошку, нашу орлицу.
- Может, нужно спросить нас? - ответил Карапет и почувствовал жесткий локоть своей жены, толкавшей его в бок.
- Поздно, нет времени спрашивать. Мы решили делать это здесь, и здесь сделаем. У нас нет другого выхода.
- У кого, у нас? - подала голос кафанка.
- У того, кто сейчас мерзнет, голодает в горах, кто ежедневно обрекает себя на смерть-ради того, чтобы вам когда-нибудь жилось лучше.
- Зачем ты все это им объясняешь? - спросил Томас. - Разве они возражают? До тебя они два часа уговаривали начинать подкоп хоть сейчас. Я все не соглашался. А, слышал бы ты, как они уговаривали.
- Замолчи, - крикнул Карапет почти женским голосом.- Я пока здесь хозяин. Никогда вы не будете рыть отсюда подкопа. А будете, через полчаса за вами придут солдаты. Слава богу, их сейчас много.
- Что же, на расстрел мы пойдем рядом. Только ты не дойдешь. Ты умрешь по дороге, как предатель и доносчик, от нашей руки.
- Предатель не помогал бы вам так много времени. Он не передавал бы Хаджар ваши письма. Он бы не облегчал страдания черной кошки в холодной камере.
- Вот за это спасибо, - голос Аллахверди стал мягче и добрее. - От самого Гачага спасибо. И потому мы сейчас предлагаем тебе выбор. Либо ты соглашаешься, либо уезжаешь отсюда вместе с женой. Мы дадим вам немного денег, провизии достанем на дорогу. Все остальное уже наше дело.
И вдруг этим людям, мирно прожившим почти половину отпущенного, думавшим все время, что их маленькие радости и ссоры, их нужда и близость друг к другу, их ежедневное общение со знакомыми и соседями, их заботы и огорчения - это и есть сама жизнь, стало ясно, что они не знали жизни и не подозревали, каким страшным может быть выбор правильного поступка, правильной судьбы, которая вольна поднять или искалечить, обласкать или растоптать. И точно маленькие дети, остановившиеся на пороге темной комнаты и не решающиеся войти в нее, доверчиво идут на зов взрослого человека, Карапет и Айкануш проникались доверием к властному, спокойному, сильному голосу Аллахверди. Он говорил о человеке, он говорил о его незапятнанной чести и достоинстве, он предсказывал тот день, когда с гор потечет огненная лавина народной мести и в ее огне сгорят и растают все, кто не достоин носить имени человека. Аллахверди не убеждал, не спорил, не утешал, не угрожал, он, словно маленьким детям, рассказывал сказку о прекрасном царстве, путь к которому проходит через лишения и страдания, но лучше этого пути нет и никогда не было.
- Что вы от нас хотите? - спросил с мольбой Карапет.
- Одного, - ответил Аллахверди. - Уезжайте.
- Довольно, - взорвалась Айкануш, - Или наш гость считает нас за виноградных улиток, которые способны только покрывать слизью сладкие гроздья? Или мы трусливые твари, которые не знают, что такое помочь людям, попавшим в беду? Никуда я не уеду.
- Мы погибнем, - сказал совсем поникшим голосом Карапет*- Мы уже погибли.
- Очень хорошо. Земным червям не место на земле. А до сих пор мы жили именно так! Что же, - подмигнула она Томасу, - Карапет пусть поступает как знает, а мы сейчас отпразднуем наше знакомство.
- Неплохо для начала, - засмеялся Томас. - У гачагов появилось еще два воина. И каких!
И он стал откупоривать бутылку с чачей, которую раскрасневшаяся у очага Айкануш поставила перед ним.
Глава одиннадцатая
Нужен ли был ему такой пышный выезд, губернатор Гянджи не знал и не хотел знать, целиком положившись на мудрость жены и божью волю. С утра Клавдия его растормошила, заставила надеть парадный мундир, сама приколола к нему боевые ордена генерала и, обойдя вокруг мужа, словно построила дом и любуется им, сказала:
- Вы прелесть, генерал!
Генерал отозвался улыбкой больного и раньше времени повзрослевшего ребенка. За последние дни он передумал столько, сколько не думал за всю предыдущую жизнь; черты его лица утончились, во взгляде появилась задумчивость. Никто бы сейчас не сказал, что это сановник, некогда первый в охоте, первый в застолье, первый во флирте с женщинами.
- Ну, с богом,- сказала Клавдия.