Пожалуй, единственная кучка состоятельных людей, не пылавших желанием принять участие во всеобщей погоне, были армянские купцы. Эти уже все рассчитали, все прикинули на счетах - косточка влево - ловить, косточка вправо - сидеть и делать вид, что ничего не происходит... Вправо получалось куда больше резонов. Что купцу государева благодарность? Шубы из нее, как известно, не сошьешь...
Но и эти никак не могли и не хотели демонстрировать свое особое отношение к происходящему - зачем гусей дразнить! Потому и они облеклись в траур и, причитая, всячески выражали свое сочувствие господину генерал-губернатору. Можно было подумать, что плачут кровавыми слезами по поводу потери, которую понесло славное российское офицерство.
Но эти хоть знали, где и когда стенать. Они находили способ так пройтись по улицам Гёруса, чтобы простой люд увидел и понял - им, людям деловым, эти игры в убийства и погони вовсе ни к чему. И что смертью этого пронырливого негодяя они, может, даже довольны.
А что? Ведь не будет губернатор всю жизнь держать войска в Зангезуре! Сегодня у нас убили, завтра в другом месте ножичком побалуются... Тогда заиграет полковая музыка, затопают сапоги уходящих, помаячит вдали щетка примкнутых штыков над походной колонной - и до следующего события!
Вот тогда на опустевшие дороги выйдут, как волки перед рассветом, ночные люди. Будут принюхиваться к недавним следам, распознавать - а кто здесь особо злорадствовал? А? Потом будут гореть лавки, мычать угоняемый скот, плакать купеческие дочери... Нет уж. Нужно так, чтобы и нашим, и вашим. Чтобы волки были сыты и овцы целы.
Да, ведь дубов в зангезурских лесах - не перечесть, хватит не на одну сотню гробов. И гвоздей Томас тоже может выковать столько, что всему купеческому сословью достанется!
Умный человек на этом не остановится. То ли заметили ночные люди его лояльность, то ли не углядели в суматохе... Для верности нужно и следующий шаг сделать.
И вот уже пробираются тайные гонцы, разыскивают по селам в старых мазанках тех, кто может снести Гачагу Наби приятную весть - такой-то купец велел передать, что он и сам из народа, потому сочувствует ему всей душой. Больше того - и сердцем, и потрохами купец с ним. Прямо готов бы тоже взять кинжал и присоединиться к Ало-оглы в его отчаянных набегах. Одна беда - годы не те. Зато - чем богаты, тем и рады. Может, нужно Гачагу Наби золото? Пусть только моргнет. Пусть назовет любую сумму, которая нужна, дабы выручить из темницы нашу славную Хаджар. Мы ведь, купцы, всей душой преданы делу кавказских народов, не гоняемся, как некоторые, за золотыми погонами.
Мы всех любим - мусульман и христиан, армян и грузин, чеченцев и лезгин... Лишь бы везли сюда караваны шелк из Ирана, атлас из Самарканда, парчу из Сирии.. Чтобы все могли есть, пить, покупать... А если у кого покупать не на что - мы и ссудить готовы за ничтожные проценты... Нам ведь ничего не надо, лишь бы каждая сделка приносила хоть чуточку прибыли. Если не чуточку, а больше, мы, естественно, не в обиде - в нашем деле всегда рискуешь, там выиграл, здесь проиграл. Иной раз вообще в накладе остаемся... Да ладно! И на это согласны. Пусть денежки наши станут жертвой нашим патриотическим чувствам.
Теперь - почему мы здесь, на похоронах. А как иначе? В миг налетят вороны, расклюют, раздерут на части. Любой хан или бек с белыми от бешенства и усердия глазами, ворвется в дом, размахивая шашкой: "Измена! Измена белому царю!"
Мы такого допустить не можем. Закроют нашу торговлю
- все замрет кругом. Людям есть будет нечего, жажду утолить нечем, одеться не во что. Без торговли нет жизни! Так что, выходит, мы своими поступками заботимся, прежде всего, о благе народов кавказских.
Среди ханов и беков тоже не было единодушия в отношении к разбойникам. Правда, такого изощренного двурушничества, как у купцов, здесь не сыскать. Но Ало-оглы все видел, все слышал и к каждому имел тот счет, которого требовала справедливость. Не по словам судил он, а по делам. Он точно смекал, кто ему истинный друг, а кто просто сладкие слова говорит, храня в сердце ужас.
О, Гачагу нужно быть хитрым и умным политиком, не обольщаться розовой водичкой славословий и не поверить в свою непогрешимость, которую приписывали ему легенды. Десять раз нужно взвесить каждый жест, каждое слово!
Потому он никак не мог принять окончательного решения.
А время шло. Все могло случиться! Например, вдруг бы прислали мощный конвой и увезли бы царские палачи "кавказскую орлицу" из гёрусской тюрьмы в дальние края...
Так что - останется она в руках врагов, или вырвет и унесет в своих когтях ее любимый орел - все решали считанные дни.
Конечно, Гачаг Наби раздумывал не о том, выручать ли ему любимую. О том и речи быть не могло. Он и погибнуть не имел права, пока его честь, его. радость, его подруга были в чужих жестоких руках! Умри он в такой ситуации это было бы больше, чем смертью. Это значило, что он обесчещен, обесславлен, развенчан в глазах народа - и бог знает! Может, его горький пример и другого, еще подрастающего гачага, удержит от решительных действий, когда придет его час!
Значит, в сложившейся ситуации необходимо было действовать, но действовать только наверняка. Уходить от прямых столкновений, не допускать, чтобы невинная кровь лилась под казачьими шашками! Помаячить вдали, нанести удар стремительно, как молния блеснуть и исчезнуть. Однако - пока "кавказская орлица" в плену, все становилось трудно исполнимым... Необходимо срочно освободить ее! Это вопрос жизни и смерти.
Не он один размышлял над сложившимся положением. Его друзья, укрывавшиеся в пещере, тоже думали - но при этом они безоглядно рвались к действиям.
Нет, нет и нет! - останавливал Гачаг Наби то Гогию, то Андрея, рвавшихся предпринять вылазку хотя бы в сторожку Карапета.
- Друзья, не мешайте мне! Я пока не роздал все свои долги и перед братьями-грузинами, и перед братьями - "новыми мусульманами"...
- О чем ты говоришь, Гачаг?
- Кровь Дато еще требует отмщения! Я до сих пор, вспоминая об этом, не могу спать по ночам!
- Ты не прав, храбрец... Кровь Дато отмщена...
- Как?
- Кровь царского офицера вполне оплатила этот давний счет!
- Нет, друзья,- положил Ало-оглы руку на рукоять кинжала, - за каждую каплю горячей крови Дато нужно выпустить из жил вонючую кровь одного царского шакала! И то - этого будет мало.
- Зря ты хочешь взять на себя всю тяжесть борьбы - упрекали его друзья. Если хочешь победить, мы должны действовать совместно.
- Не обижайтесь, друзья мои, но предоставьте мне распоряжаться самому. Для подкопа здесь нужны Аллахверди, Томас, Карапет и Айкануш. Они будут работать, не теряя ни минуты времени и не жалея своих сил... Тем более, что теперь работа пойдет успешнее.
- .....?
- Теперь никто не будет бродить по ночам по дубовой роще и нам не придется тратить время зря.
Гачаг Наби припомнил, какой шум в округе вызвала его последняя операция в роще, недалеко от сторожки - и улыбнулся в пышные усы.
- И потом, сейчас врагам еще не до нас. Они заняты похоронами и сварами, которые разгораются вокруг дележа неубитого медведя. Готовят похоронную процессию, которая, я думаю, будет очень пышной.
- Да, Карапет рассказывал, что завтра покойника отправят в Петербург на черной колеснице...
- Неплохо было бы взглянуть на это зрелище! - сказали в один голос Гогия и Андрей.
- И мне пришло это в голову,- улыбнулся Наби.
- Тогда и я пойду! - объявила Тамара. - Думаю, что мне, художнице, следовало бы внимательно посмотреть на все и оставить картину на память потомкам.
На том и порешили.
Аллахверди и Томас остались заканчивать подземный ход. Остальным тоже были розданы поручения. А передовой отряд смельчаков решил предпринять отчаянную вылазку.
* * *
Тучи сгустились над Зангезуром. Казалось, вся могучая грудь земли напряжена, каждый камень и каждая ветка застыли в тревоге. Не нужно было обладать зрением орла, чтобы заметить спрятанные и тут и там засады. А у перевалов и переправ так и кишели солдатские гимнастерки. Картину дополняли живописные группы всадников на разномастных конях - челядь беков и ханов тоже приготовилась принять участие в том, что происходило.