- Да! Да! - загудели все.
Андрей встал, расправив плечи, и к нему тут же пристроились рядом Мехти, Тундж Вели, а там, глядишь, встали и Гогия, и Людмила, и Тамара.
- А что, подстрелим губернатора, как перепелку! Ружья блеснули в руках у отважных, клинки звякнули. Ало-оглы усмехнулся в усы.
- Вот это воинство!
Тут вперед выступила Людмила.
- Поручите мне, я белку бью в глаз!
Но Тамара не захотела отстать от подруги.
- Нет, мне, поверьте, я с детства владею ружьем! Потом, переглянувшись, они пришли к согласию:
- Короче, поручите нам, мы не подведем! Ало-оглы усмехнулся снова:
- Решили мужчин отстранить от дел? Что ж, закажем вам папахи!
И, снова став серьезным, спросил:
- Ну, подумайте, что будет с вами, если вы попадетесь в лапы казаков?
Девушки ответили почти одновременно:
- Мы готовы отдать жизнь за правое дело!
- А если губернатор останется жив? Если ваши выстрелы даже его не заденут?
Девушки обиделись. Но Гачаг Наби продолжал гнуть свое:
- Здесь столько мужчин... Как по-вашему, можем ли мы допустить, чтобы вам угрожала опасность?
- Это несправедливо! - возмутилась Людмила. - Мы же не барышни, а ваши боевые товарищи! Будь мы другими - сидели бы по домам, а не чистили ружья в этой Черной пещере. Раз уж вы признали за нами право участвовать в борьбе, то не смеете отодвигать нас в сторону, когда наступают решительные события!
- Мужчина... Женщина... Да какая разница на поле битвы, кто именно послал меткую пулю?
- Нет, разницы между удальцом-парнем и самой героической девушкой забывать нельзя, - заявил Наби. Но не удержался от улыбки и, проведя железной рукой по усам, добавил:
- Что за народ пошел! Вот ведь и Хаджар так! Ханали-кызы тоже всегда рвется в бой и удержать ее - нужно иметь силу быка и тигра, взятых вмест.е.
- Так пусть сегодня Тамара заменит Хаджар! - сказала грузинская художница и взяла ружье наперевес.
- Или Людмила! - не думала уступать ей подруга.
- Погодите! - осадил прекрасных воительниц Ало-оглы.
- Тебе, Тамара, не стрелять следует, а рисовать. От твоих картин наше общее дело выиграет куда больше, чем от твоих выстрелов. Кроме того, я не думаю, что здесь удастся справиться пулей. Губернатор никогда не показывается на людях.
- Тогда выбор должен пасть на меня, - шагнула вперед Людмила. - Я проберусь в каземат правдами и неправдами и там окажусь недалеко от губернаторской свиты.
- Ну и что?
- И убью его!
- Да как?
- Могу стрелять из пистолета. А если...
- Что?
- Если не попаду, то и кинжал в моей руке станет страшным оружием!
Людмила, действительно, вырвала из ножен подаренный ей маленький дагестанский кинжал.
Ало-оглы нахмурился.
- Эй, красавица! Такая игрушка не для твоей нежной ручки, привыкшей собирать бледные северные цветы в ваших холодных полях. Прости меня, но чтобы успешно действовать клинком, надо привыкнуть к нему с детства.
- Это правильно сказано, Гачаг Наби - вмешалась Тамара.
- Кинжал - оружие кавказцев. Я смогу погрузить его по узорную рукоятку в грудь угнетателя наших народов!
- Нет, - отрезал Ало-оглы. - Тебе же было уже сказано, рисуй для потомства то, что ты видишь здесь. Наши внуки должны знать, какой ценой досталась им свобода и кто добывал ее, не щадя жизни. Отойди, девушка, не мешайся в мужские дела.
- Так вот ваше представление о равенстве и братстве?
- Рисуй. Рисуй так, чтобы люди поняли, что есть равенство и братство между борящимися за справедливость, между христианами и правоверными последователями ислама. А между мужчинами и женщинами...
Тамара надула губы...
- Так что, Ало-оглы, товарища ты во мне не видишь? 490
- Слушай, дорогая, мы мужчины, наконец, так? Я и твой Гогия? А?
- Конечно. Но чем же я хуже?
- Кто сказал хуже? Может, даже лучше! Но - другая, понимаешь, другая!
Тамара хитро прищурилась:
- А как же твоя Хаджар? Как же ты ее записал в гачаги? Гачаг Наби развел руками:
- Ну что ей сказать? Убедила!
Художница захлопала в ладоши. Но Наби продолжал:
- Когда мы все придем освобождать твой Тифлис, именно ты станешь грузинской Хаджар! А здесь обойдемся...
И, видя, что девушка снова хочет что-то возразить, добавил веско:
- Не бойся, это будет скоро! Кроме того, не забывай, что у нас есть долг, который мы отдать не успели. Вот и имей в виду - я не смогу, значит, вы с Гогией должны обязательно справиться: нужно отомстить за Дато!
- Ах, как бы мне хотелось хоть повидаться с Хаджар... - сказала художница мечтательно.
- Аллах милостив, свидитесь,- коротко ответил ей Ало-оглы. И всем показалось вдруг, что в его суровых глазах проплыло туманное облачко печали.
- Не только свидитесь, но и на свадьбе вашей пировать вместе будем! радостно возвысил голос Ало-оглы. - Такой праздник вам устроим, что отзвуки ее долетят до самых дальних горных селений!
Тут и Андрей вставил слово:
- Может, и нашу свадьбу сыграем здесь, а?
Людмила потупила глаза, но видно было, что она совсем даже не против.
Наби тоже такая мысль понравилась.
- Конечно! Тем более, вы теперь приверженцы Корана, значит, нужно вам сыграть той так, как это принято у правоверных!
Все развеселились; каждый из присутствующих, оказывается, имел самые точные сведения о том, как играют свадьбы у разных народов и племен, и каждый спешил поделиться, перебивая других. Так бы и шла мирная беседа, но Ало-оглы вернул всех к делам куда менее приятным, но не терпящим более отлагательств: нужно было срочно составить план, как вырвать Ханали-кызы из плена. То есть, нельзя сказать, что он выложил своим соратникам весь план, в деталях и с подробностями - нет, не таков Гачаг Наби. Но зато перед каждым он не забыл поставить четкую задачу, не упуская ничего даже в мелочах.
Все согласно кивали головами, потому что распоряжения его были продуманными и мудрыми. Но особо остановился Наби на том, что на дороге, ведущей из Гёруса в Шушу, расположился целый табор кочующего племени старики, женщины, детвора, все беспомощные и беззащитные; это люди, которые по старому своему обыкновению кочуют каждую весну и осень с гор на равнину и обратно; вот и сейчас они затеяли обычный переезд. Так вот, необходимо сделать все так, чтобы никто из этих бедняков не пострадал!
Обсуждение длилось не долго. Каждый понимал - день решительной схватки близок. Потому разошлись молча, сосредоточенные.
Глава семидесятая
Излишне говорить, что больше всех жаждал боя сам Гачаг Наби. Он был уверен в своей победе, хотя то, как должна протекать схватка, не вызывало восторга в его душе. По старым обычаям, он предпочел бы послать честный вызов предводителю вражеского полчища - пусть бы это был генерал, фельдмаршал или сам генералиссимус! Да хоть и сам царь!
Как сторона, пославшая вызов, он согласен заранее сражаться тем оружием, которое выберет враг: хоть рукопашная схватка - грудь в грудь, хоть на кинжалах, хоть ружье против ружья. Славное было время! Вожди сами сводили счеты, и стоило одному пролить кровь другого, как условия победителя становились законом для побежденного. И всё. Разве это не по-честному?
Но теперь все по-другому. Смешно подумать, что кто-либо из чиновников примет вызов Гачага; да и схватись они в честном бою, все равно противники не смогли бы договориться о том, что будет, когда закончится схватка.
О единоборстве и мечтать нечего. Теперь господа предпочитают проливать кровь своих подданных, жалея свою. Каждый согласен заранее, что война требует 'жертв и обязательно будут потери. Но ни один полководец не хочет и подумать о том, что он окажется сам среди этих жертв. Нет!
"Лучше пуля в лоб моему храброму Ахмеду,- рассуждают ныне беки,-; чем заноза мне в мизинец... Пусть голытьба дерется с обеих сторон. Им-то терять нечего".
Да уж, послушать, так окажется, что каждая капля их благородной крови прямо-таки на вес золота. Это - что касается беков, а если говорить о генерал-губернаторе, наместнике или о самой священной особе его величества императора... О-о-о-о! Тут даже не бриллиантами мерить придется, вообще такой мерки на земле не сыскать.