Богусловскому тоже приготовили лыжи, хотя он и не предполагал идти ни с одной группой. У него — связные, из бывших партизан, и резерв на всякий случай. Вдруг где осечка случится. Ну а принесли если, пусть лежат в сенцах, хлеба не просят.
Никаких сигналов. Никаких радиопереговоров. Полная тишина, но Богусловский знает: пошли группы в непроходимость лесную. Каждая по своему маршруту, по своему расчетному времени. Осторожно пошли, чтобы не встретиться прежде времени с диверсантами, если кто из них вышел на ночную «охоту». Одна цель у них, одна задача — выйти незамеченными к базам, снять часовых, перебить, лучше без шума. Всех, кто появится, брать. Если возможно, то живыми. Для получения информации.
До самого утра не сомкнул глаз Богусловский, проделав в тесноватой комнате путь нисколько не меньше того, какой осиливали боевые группы. И лишь когда солнце заявило о себе во весь свой весенний ласковый голос, прибыл первый посыльный. Доложил:
— Уничтожены все диверсанты. Потерь с нашей стороны нет.
— Молодцы! — обрадовался Богусловский доброй вести, но невольно, словно бы прибывший мог знать что-либо еще, спросил: — А как другие?
— Стрельбы не было слышно. Стало быть, и у других ладом.
Верным оказалось его умозаключение. Все группы справились с заданием. Одни ловчее, другие с жертвами со своей стороны, но диверсионные логова уничтожены. Теперь задача простая: держать там постоянные засады, чтобы никто больше не облюбовал бывших партизанских баз. Засады эти, работа оперативно-поисковых групп по всей глубине прифронтовой полосы, частая смена условленных перемен в документах — все в комплексе позволит обезопасить прифронтовые дороги, лишить немецкое командование точных разведданных.
Именно к этому стремился Богусловский, и он мог быть вполне доволен своими действиями, но он не предполагал, что возникнут и для пограничников, и для фронтовой разведки еще более благоприятные возможности, смогут они начать игру с фашистской войсковой разведкой. А узнает об этом Богусловский совсем скоро, к обеду, когда появится связной от самой небольшой боевой группы.
Поначалу ее не существовало. Но вдруг один из партизан вспомнил, что держали они коров и овец на межболотье, как он выразился. Три землянки там. Две для женщин, одна для охраны. Только от кого охранять? Глушь, куда никто чужой и шагу не сделает. Летом туда и оттуда ходили по гати, настланной еще до войны лесничеством, только замаскировали ее мхом, кочками так, что пройти по ней мог только знающий ее человек. С воздуха землянки никак не увидеть: у елок вырыты, крыши под муравейники замаскированы. Сено, что накашивали летом, тоже под елками прятали. Худо людям и скоту колхозному пришлось, комарья — тьма-тьмущая, зато масло на все другие базы отряда поступало, творог, сыр, да еще вязали женщины носки и варежки. Теплые, мягкие. Зимой посложней, но огорили одну, а во вторую свои вызволили, турнули взашей фашистов.
Не без сомнения, однако, стали готовить туда группу. Откуда, дескать, там фашисту взяться? Кто ему путь туда укажет?
Богусловский разрешил противоречия шуткой:
«— Лучше перебдим, чем недобдим».
Так вот она и получилась, та группа. Ей дальше всех путь, от нее и донесения ждали позже. Да и ждали так себе. Даже когда расчетное время вышло, особенно не беспокоились. Правда, Богусловский решил послать усиленный наряд после обеда, если донесение к тому времени не подойдет. Вдруг, считал он, случилось непредвиденное.
Нет, ничего опасного на межболотье не произошло. Проводник вывел группу точно к гати (даже зимой болото, с незамерзающими окнами, припорошенными снегом, очень опасно) и, к удивлению своему, увидел следы таких же самых, как и у них самих, лыж-снегоходов. Свежие совсем. От землянок. В темноте не разберешь, сколько человек прошло, но понятно, что не так много.
Вот тебе и «кому на межболотье быть»! Выходит, фашистам известна гать. Кто-то, выходит, выдал. Пойди теперь разберись кто. И лесники знали о ней, и охотиться кто любил, да и грибники, кто посмелей, хаживали через болото. Гадай, однако, не гадай, а теперь уже сам бог велел к землянкам идти.