Гульсара знала, к чему готовится застава, но у нее и в мыслях не было оставлять любимого в час опасности. Она даже колебалась, говорить ли мужу о своей беременности, чтобы он не вознамерился отправить ее в отряд. О Москве она вовсе не помышляла. Когда же радостный муж объявил восторженно, что месяца через три-четыре она полетит в Москву, Гульсара твердо возразила:
— С заставы я никуда не уеду. Не оставлю тебя одного!
— Но ты помни своем положении. Подумай о нашем сыне.
— Думала. И пришла к выводу: не переживу я, если с тобой что-либо случится, а меня не будет рядом, чтобы помочь. Это решение, дорогой мой Миша, окончательное и обжалованию не подлежит. Я даже Прохора Авксентьевича не послушаюсь, если ты к нему обратишься за содействием. Для меня пример — покойная наша бабушка Анна Павлантьевна и ее подруга Лариса Карловна. Они прошли свой жизненный путь рядом с мужьями, деля горе и радость, не уклоняясь от опасности. Я тоже не отступлю. Вы, мужчины, сами называете нас боевыми подругами, пограничниками, но, выходит, — пустые ваши слова, которые произносите за праздничным столом.
Осталась после того разговора у Михаила Богусловского маленькая надежда повлиять на Гульсару через Зухру, и он попросил Сахидова поговорить со своей женой. Увы, и здесь провал. Зухра, прежде послушная каждому слову любимого, каждому его желанию, вдруг тоже проявила завидную твердость. Только слова произносила иные, не столь жесткие:
— Не гони меня, Додо, от себя. Неужели я тебе надоела?
Что на это ответишь? Он не хотел ее обидеть настойчивостью своей. Нет, это выше его сил. Не стесняясь, признался Михаилу Богусловскому, что не станет настаивать на отъезде жены в отряд.
Думали-гадали, что делать дальше, и хотя не сразу, но нашли решение. Дело в том, что офицерский дом был выключен из системы обороны. Почему? Никто толком не задумывался над этим. Из канцелярии есть спуск в подземные ходы сообщения, и достаточно. Только отказ женщин покинуть заставу в час опасности заставил задуматься над промахом инженеров. Да и сами просмотрели. Разве обязательно все офицеры в момент нападения будут в канцелярии? А перебегая двор, чтобы нырнуть под землю, можно угодить под пулю снайпера.
— Позвоним Прохору Авксентьевичу, попросим прислать хотя бы отделение саперов. Если откажет, сделаем ход сообщения из нашего дома своими силами, — предложил Михаил Иванович, но Додо Сахидович, поддержав начальника, спросил:
— А где пережидать бой женщинам? Не на огневых же точках? Не на командном же пункте? Зухра, признаюсь тебе, тоже беременна. Нишу им придется отрывать и хотя бы кресла туда поставить, из депутатской мебели.
Прохор Авксентьевич на следующий же день прислал два отделения из инженерно-саперной роты. Они не только отрыли ходы сообщения и нишу для женщин, но соорудили целую комнату квадратов на шесть с лишним, обили ее тесом, устроили топчаны — стели на них мягкие матрасы и отдыхай с комфортом. А Сахидов к тому же не отказался от мысли поставить туда кресла не все же время лежать.
Полковник Костюков прислал несколько мощных батарей, проводку и даже пару лампочек. Вдруг одна перегорит?
Надо было видеть, как целовали своих мужей Гульсара и Зухра, довольные такой о них заботой, но меж собой уговорились, что не станут рассиживаться в креслах, если бой все же случится, а возьмут на себя обязанности сестер милосердия. Их комната станет перевязочным пунктом. Ради этого Гульсара даже позвонила Костюкову:
— Прохор Авксентьевич, могу ли я попросить вас купить в городской аптеке как можно больше бинтов, пластыря, йода и перекиси водорода?
— Можешь, Гульсара. Но зачем аптека? Санчасть выделит.
— Нет, Прохор Авксентьевич, мы с Зухрой хотим иметь свое.
— Ладно, уважу.
Он сразу понял намерения заставских женщин и всей душой поддержал.
А время летело. Мелькали хлопотные дни, шли недели одна за другой — повседневные заботы в какой-то мере отвлекали от мыслей о неизбежном нападении на заставу, к этой угрозе, можно сказать, привыкли, с ней смирились и уже не так тревожились, как поначалу, когда впервые услышали об этом от улемы. Прав был Додо Сахидович, когда посоветовал не сообщать прежде времени о планах экстремистов личному составу. И офицеры, похоже, перегорели. Даже проверки боеготовности заставы, которые пару раз в месяц устраивались по приказу начальника отряда то службистами, то боевиками, то тыловиками, не меняли настроения офицеров заставы. К опасности, как и к прочим вещам, привыкают люди, и ничего тут не изменишь. Такова человеческая натура…