Эдвин взглянул на дочь. Темка не видел лица принцессы, только затылок с затейливо уложенными косами. Анхелина чуть качнула головой.
– В отсутствие княжича можно лишь осудить его, – заговорил король. – Но нельзя принять клятву верности. А раз так, то вынесение решения откладывается до того времени, когда княжич Дин из рода Орла сможет предстать перед Советом.
Глава 8
Полутьма. Странный потолок: затянут плотной тканью и качается. Закружилась голова, и Митька закрыл глаза. Он лежал на чем-то твердом, тряском – и не мог понять, что произошло.
Помнил: свет из огромных окон, густой запах – не разобрать, что в нем намешано, и приторные духи, и оружейная смазка. Сдавило виски, запершило в горле. Голоса сливались в неразборчивый шум, становились то тише, то громче, и тогда хотелось заткнуть уши. Не хватало воздуха, хорошо хоть, мундир стал свободен и жесткий ворот не давит на горло.
Король Эдвин – с его голосом шум утих, и Митька пришел в себя. Шакалье невезение, заболеть именно сейчас! Княжич Крох отрекся от своего имени. Митьку начало мутить, спасибо Темке – удержал.
Мама… Может, так оно и лучше. Раньше, чем Митька встанет перед королем.
…Тяжелый меч. Руки дрожат – да держи, шакал тебя задери! Тяжелый… Гулкий удар, каменные плиты пола взметнулись перед глазами…
…Край чашки касается губ. Что-то кислое. Проглотить, откинуться на мягкую подушку. Закрутило, завертело, и вот – качающийся потолок. И голова – как над ухом из пушки стреляли.
Да это же крытый фургон! Его, что, везут домой? Но почему без мамы, не в карете? Или вынесено королевское решение, и это ссылка?
Княжич сел. Кто-то снял с него мундир, пояс и сапоги. Пропали и Темкин нож, и нож с гербом Динов. Митька огляделся. Если он и пленник, то почетный: постелено дорогое шерстяное одеяло, рядом в ящике – кувшин с водой. Остальное пространство внутри фургона заставлено сундуками и ящиками. У одного отбита крышка, виднеется промасленная ткань. Впереди полог отдернут, но свет загораживает фигура возницы. Митька протянул руку, коснулся ткани, провел ладонью. Оружие. А вот и мундир, лежит на сундуке. Поверх брошены пояс и ножи. Засосало под ложечкой от нехорошего предчувствия.
Качнулся полог, кто-то заглянул через плечо возницы:
– Как он там, не очнулся?
Солнце высветило непривычные белые галуны на зеленом мундире.
Пахло тиной – заводь обмелела, вода подернулась ряской. В глубине оврага орали лягушки, возмущенные вторжением людей. Вынырнул из темноты солдат, бросил охапку веток.
– …Нет, хотели до Совета, понятное дело. Но уж больно вы, княжич, редко из комнат выходили. Да и дворцовую охрану усилили. Так что повезло, что к Совету столько просителей собралось. Ну, а после, как вас напоили «Мертвым сном», оставалось только вынести. Без проблем – засунули в корзину с бельем, понесли вроде как к прачкам. Уж простите, княжич, – добродушно усмехнулся капитан Жан. – Аккуратно все сделали, волосок к волоску. Как будто сам встал и пошел, куда надо. Так что пока во дворце и дома искали, мы уже в фургон – и ходу.
Жан поправил ветки, загустел над костром воздух.
– Ух, каша с дымом да салом – самая походная пища.
Солдат расставлял на ящике тарелки, ломал хлеб огромными ломтями.
– Вы ешьте, княжич, – Жан наполнил тарелку от души. – Ешьте, после «Мертвого сна» вроде и не хочется, а надо.
Митька послушно взял ложку. Каша противным комком встала в горле. «Как будто сам встал и пошел…» Орел-покровитель! Решат же, что княжич Дин сбежал!
– Дня через три, как до Верхнехолмских лесов доберемся, так, считайте, и у наших. Тропка есть, пройдем тихонько. Ждет вас князь!
А ведь он не видел отца больше года. Митька даже зажмурился, столько разом всего нахлынуло: тоска (ох и соскучился по отцу!), обида за отданную Герману власть, яростное непонимание – ну как можно против короля, против клятвы вассальной? Надежда: отец все объяснит.
– А мама? Почему вы не увезли княгиню?
– Так это… – Жан нагнулся над костром, прилаживая котелок с водой. – Приказа не было. Князь велел сына доставить, а княгиню, мол, не трогать.
Митька только сейчас сообразил: а ведь мама теперь Наш из рода Совы. Отец догадывался, что так будет? Но ведь Митька тоже хотел поклясться королю в верности. Шакалий потрох, как все запутано!
После Митька лежал у костра и смотрел в небо. Звезды тут не такие крупные, как на границе с Дарром, в Березовые ночи, когда ходили в ночное с табуном Торнов. Тоже ужинали кашей с дымом, вдвоем с Темкой из одного котелка. Сержант Омеля аппетитно хрустел огурцом и рассказывал солдатские байки. Митька заливался жаром, но его похлопывали по плечу: слушай, малек, привыкай к походной жизни! И князьям на постое доброе дело с крестьяночками на сеновал слазить. А потом, хоть и гнал сержант мальчишек спать, все равно убредали к стогам. Не было разговоров честнее и откровеннее, чем под теми крупными звездами.
Матерь-заступница, да что же Темка теперь думает?! Неужели верит, что испугался королевского гнева и сбежал? Невозможно это, ведь родовым оружием обменялись! Хоть волком вой от отчаяния. Но рядом сидит капитан Жан, и Митька лишь проглотил соленый комок, закупоривший горло.
А ночью приснилось: едут по степи втроем – с Темкой и туром Весем, и никакого мятежа в помине нет. Так хорошо на душе, точно котенок ее вылизывает.
Огромные песочные часы наверняка привез какой-нибудь посол, и громоздкий подарок прижился на столе в небольшой гостиной. Редко кто вспоминал о нем и переворачивал тяжелую колбу. Темка качнул ее случайно. И вот теперь песок отмерял уже шестой час. Осталось совсем немножко, и струйка истончится.
А надежда иссякла еще раньше.
Как долго шел Совет! Темка извелся от нетерпения. Вроде и слушал короля – но его слова скользили, не оставаясь в памяти. Что сейчас за дело до земель князя Кроха? Понятно, что там много хороших оружейников, понятно, что к войне нужно быть готовыми. Все понятно, но быстрее бы закончился Совет!
А Крох – ах да, Лесс! – слушал внимательно. Вот только земли теперь – не его. Род Ласки давно обнищал, это еще калека-барон рассказал, там, на границе. Каково это – из наследника богатого и известного золотого рода да в сыновья бунтовщика, в нищету? Род Ласки – он есть только на гербовой бумаге, да стоит где-то заброшенный замок. А земли вокруг давно соседи прибрали, откупили. Почему княжич присягнул королю? Вассальная верность – как бы не так! А то Темка не помнит, как Марик поддакивал отцу! Или – подозрение холодком прошло по позвоночнику, – князь специально оставил сына при дворе, шпионить? Но нельзя же короля за такого дурака держать!
Эдвин встал. Сейчас закроется Совет, и король с золотыми князьями выйдут к просителям. Темка растерянно замер: он не помнит, где лекарская!
Распахнулись двери, встали золотые князья. Мелькнуло в толпе встревоженное мамино лицо. Прости, шевельнул губами Темка.
– Принцесса Анхелина…
Та прервала, жестом велела следовать за ней. По замковому лабиринту девочка шла быстро, не оглядываясь на спутника. Наконец знакомая площадка с огромным окном. Принцесса нерешительно стукнула в створку. Тишина. Анхелина глянула на Темку:
– Господин Арсений очень не любят, когда беспокоят его подопечных без дозволения.
Как потом проклинал себя Темка, что послушался! Но язык не повернулся возразить. Тогда принцесса и привела его в комнату с песочными часами.
– Я сказала, что буду ждать тут после Совета, – Анхелина опустилась на стул, указала Темке напротив, через стол.