– Да подавись ты!
Если бы Леон швырнул на пол, Темка выхватил бы шпагу, не дожидаясь, пока вооружится противник.
– Радуйся, что король запретил дуэли. – Княжич повесил нож на пояс, подумав со злорадством: не знают они, что у королевского порученца есть клинок с гербом Орла. – Ты на Поле? – он повернулся к Митьке, который слушал разговор безучастно, безвольно уронив руки. Друг отрицательно качнул головой. – Пошли.
Проводили ненавидящими взглядами. Леон и раньше не жаловал княжичей из геральдических родов, Темка сам слышал, как он задирал Марика, чуть ли не плевался вслед. А сейчас Бокар стал настоящим врагом. Из тех, что будут внимательно следить за каждым шагом. И не приведи Создатель оступиться!
Ну и шакал с ним. Вот к коннетаблю уже опаздывают – это да!
– Быстрее!
Митька стрельнул взглядом из-под ресниц и прибавил шаг.
Князь Кирилл ждал, сидя за столом. Карты, бумаги – все было убрано или слепо смотрело изнанкой. Темка остался стоять у двери. Адъютант ухватил княжича Дина за плечо, подтолкнул на середину комнаты. Темка с тревогой следил за лицом коннетабля, но тот был слишком опытен, чтобы позволить мальчишке разгадать намерения.
– Как умудрился попасть в плен?
– Ехал к королю.
Ох, ни фига себе! Темка не сдержался, расплылся в улыбке. Митька, какой же ты молодец, что решился!
– Князь Дин?
– Уехал вчера ночью.
– Куда?
– Я не знаю. Спасибо Матери-заступнице, я действительно не знаю.
Улыбка замерзла на Темкиных губах. Это не то отречение, которого требовал Эдвин год назад. Это – предательство. Олень-покровитель! Темка чуть не бросился вперед – подхватить, удержать. Но побратиму не требовалась помощь: он стоял прямо, не опустив головы. Вот только голос был чужим, не Митькиным.
– Князь Наш вчера ночью уехал к королю. Все важное я передал с ним.
Так вот откуда знал Эдвин!
– Карту.
Адъютант развернул новую, без пометок.
– Покажешь?
Да что же ты делаешь, Создатель!
– Да.
Прозвучало знакомо, но голос все равно был не Митькин.
С картой княжич работать умел, перо легко касалось бумаги. Закончил быстро.
– Это все.
Рука опустилась, качнулись испачканные чернилами пальцы. Темка вспомнил: так говорил Александер сразу после ампутации.
– Свернем, – Темка показал еле заметную тропку. – Дальше в горы, лошадям нужно передохнуть. Мы тут обычно останавливаемся. Когда-то здесь жила травница, а сейчас дом заброшен. – Он молол языком, лишь бы не тянулось неловкое молчание.
Митька кивнул, тронул коня.
Тропа вывела к поляне, огороженной высоким забором. Некоторые жерди вывалились и гнили в траве. Из бреши выскочил кудлатый пес, кинулся в ноги Деге.
– Это Полкан. Мы его прикормили, он всегда встречает. И сторож хороший, сразу ясно, есть кто в доме или нет.
Покосившаяся калитка едва не упала, когда Темка тронул створку. Маленький дворик зарос травой. Домишко осел в землю по окна и слепо смотрел на спутников рассохшимися ставнями, заброшенное жилище напоминало старуху с бельмами на глазах. Из маленькой сараюшки – наверное, когда-то травница держала козу, – выскочила толстая серая крыса и скрылась за срубом колодца. Полкан для порядка гавкнул ей вслед и растянулся в тени. Жарко.
Калитку Темка примотал обрывком веревки и отпустил Дегу пастись во дворе. Смирная Митькина кобылка пристроилась рядом.
– Пошли внутрь, – сказал Темка, щурясь от полуденного солнца. Вот печет, как на даррской границе.
Ступеньки уходили в землю, и низкая притолока заставила согнуться. В доме была одна комната, большую часть ее занимали печь и длинный стол. Дальний угол когда-то отгораживала занавеска, но ткань сгнила. Дожди не щадили, щедро поливая сквозь дырявую крышу.
Темка толкнул изнутри ставенку (стекол или того, что заменяло их травнице, тоже давно не было), и в комнате стало светлее. Растопил печь – время к обеду, пора и поесть сообразить. Митька сразу сменил его, пристроился раскалывать березовые полешки и подкармливать огонь. Темка достал из-под лавки ведра, сходил за водой. Нашарил в единственном сухом углу сушеные кустики земляники, порученцы заваривали ее вместо чая. Вытер пыль со стола, с лавок. Он специально искал себе работу. Матерая крыса – побольше той, с которой поленился связываться Полкан, – скребла в душе когтями и била гибким хвостом. Эмитрий Дин – мятежник, и Темка сам везет его в плен. Матерь-заступница, смягчи королевское решение! Темка плохо верил в молитву, которую твердил про себя. Он видел, как казнят предателей. Но ведь это Митька! Может быть, Эдвин вспомнит протянутый на ладонях родовой меч? Или первым всплывет то, что Эмитрий отказался отречься от рода? Помогут те сведения, которые Митька передал через ладдарского летописца, или они не перевесят год на стороне князя Кроха? Увидит король перед собой друга принцессы или мятежника с белыми аксельбантами? Вопросы кружились над Темкиной головой, как вороны над полем битвы.
Закипела вода, пошел по комнате земляничный дух. Тяжелые щербатые кружки наполнились отваром. Сели – получилось, друг против друга. Темка долго смотрел, как всплывают легкие чешуйки листиков, как лопаются пузырьки на поверхности кипятка. Молчание стало невыносимым – и княжич поднял голову. До этого Темка то метался по лагерю, то скакали через лес – и только сейчас он внимательно посмотрел на побратима. А Митька изменился. Все так же пышно лежат светлые волосы, и веснушки все те же – но другой. Жестче. Старше. Больше не похож на домашнего мальчика. И вот этого ледяного спокойствия не было год назад в серых глазах. Темка даже обхватил кружку руками, согревая ладони.
– Я не сбегал из Турлина, – Митька словно дожидался, когда друг закончит его разглядывать. – Глупо звучит, но отец устроил мое похищение. А я не знал.
Крыса у Темки в душе скукожилась и перестала точить когти. Вырвался вздох облегчения. Митька потемнел лицом:
– А ты думал, я обманывал? Сначала был готов принести клятву, а потом…
Темка растерялся. Он верил Митьке, но если все вокруг твердят, что княжич Дин – предатель, если сам видел его с белыми аксельбантами, то трудно не поддаться даже на мгновение и не усомниться. Княжич наклонился к кружке, отчаянно глотнул кипятка – язык ошпарило, обожгло горло.
– Что же, правильно, – все с теми же с интонациями Александера после ампутации сказал Митька. – Я сражался на стороне мятежников. – Он тронул белые аксельбанты пальцами, с которых еще не до конца отмылись чернила коннетабля.
В руках у Темки вдруг родилась тягучая боль, эхом откликнулся конский топот и качнулся потолок, точно крыша фургона. Послышался собственный голос: «Нет, ты мне не друг. Ты мне побратим».
– Возьми. Шпагу и пистолет вернуть не могу, прости. А нож с Оленем – забери.
Лай Полкана заглушил последние слова. Темка одним прыжком очутился у окна. За оградой мелькали всадники в зеленых мундирах с белыми нашивками. Влипли! Олень-покровитель!
Рядом возник Митька. Темка мельком глянул на его лицо с плотно сжатыми губами. Подумалось: хорошо, что Митькин пистолет остался в седельной сумке Поля. Не придется княжичу Дину… Выстрел оборвал мысль, взвизгнул во дворе Полкан. Хоть бы лошадей не перестреляли!
Еще один выстрел расщепил подоконник, Темка отшатнулся, распластался по стене. Присел Митька. Зараза, войдут и перестреляют, как курят! Хотя Дина-младшего вряд ли тронут. Темка бросился на пол под окно, осторожно приподнялся. Двое уже ломились во двор: один в калитку, другой в дыру в заборе. Даже не осторожничают. Ну, идите. Темка прицелился. Есть! В ответ снова выстрелили, теперь треснул наличник. Ах ты, шакальи забавы! Они же специально стреляют мимо! Боятся попасть в княжича Дина. Темка торопливо сбросил мундир, оставшись в рубахе: парой секунд, а все времени больше будет. Хрустнула в руках бумага. Ой, дурак! Письмо коннетабля! Ну уж это вы не получите: рванул печную заслонку, бросил в черно-алую глотку пакет. Уголки приподнялись, занялись огнем. Темка снова припал к окну. Дега, да уйди ты в сторону!