— Ну и детский сад, — покачал головой Чупуров, — на войне я к партизанам летал, возвращался с ранеными, здесь по зимовкам дрова развозили и всякую всячину, а вот с детишками в первый раз лечу…
— Да вам-то не все равно?
Чупуров недовольно скосил выцветшие, без ресниц глаза:
— Не все равно, друг любезный. Детишки — это, так сказать, не дрова…
— А что вас беспокоит? — спросил я и смутился от глупого вопроса — мало ли что могло беспокоить пилота: трасса незнакомая — раз, безлюдье — два, прохлада в самолете — три.
Но Чупуров думал только о том, что его больше всего тревожило.
— Фронт… Вот что беспокоит, — жестко произнес он и взял у второго пилота штурвал.
В метеорологии фронтами называют границу воздушных масс — холодных и теплых. Холодные — это те, что холоднее земной поверхности, теплые — наоборот. У Обской губы полярный гость — северный ветер — испортил погоду, взбаламутил воздушные потоки. Нашему самолету он грозил тяжелой болтанкой, туманами и, самое неприятное, обледенением…
Ни один вид транспорта так не зависит от погоды, как авиационный. Обледенения и шквалы, грозы и турбулентные потоки подстерегают самолет. В далеком небе эти воздушные чудовища свирепы и коварны. Немало катастроф знала авиация в прошлом, когда самолеты с ненадежными, слабенькими моторами оказывались беззащитными перед лицом этих стихий.
Реактивные самолеты способствовали появлению мнения, что авиация наконец покончила с основным своим врагом — обледенением.
Но вдруг по всему миру прокатилась волна тяжелых авиационных катастроф.
Разбивались новейшие самолеты. Мощный американский лайнер Боинг-707 попал в зону обледенения. Пилоты даже не подумали об угрозе. Включив антиобледенители, они мирно попыхивали сигаретами, выбираясь из облачности. Вдруг самолет резко накренился и врезался и землю.
Нечто похожее случалось и с другими машинами. Комиссии по-разному объясняли причины их гибели. Одни обнаруживали покалеченные лопатки компрессора двигателя, другие — отказавший приемник воздушного давления, основной части указателя скорости. Наиболее проницательные специалисты не могли не обратить внимание на тот факт, что самолеты падали, как правило, не с привычных заоблачных трасс, а с малых высот — из туманов и облаков. Значит, опять все тот же лед оставался врагом авиации…
Так вместе с обломками машин было похоронено утвердившееся мнение о том, что с развитием реактивной авиации проблема обледенения отошла на второй план.
На тяжелый самолет весом шестьдесят — восемьдесят тонн лишняя тысяча килограммов не оказала бы особого влияния, если бы лед не образовывался там, где он наиболее опасен — на носке крыльев, стабилизаторе, двигателях. Создавая опасные завихрения, лед нарушает динамику скоростного полета и бросает самолет на землю.
Конечно, обледенеть самолет может только на малых высотах, обычно в слоистых, слоисто-кучевых облаках. Но когда он пробивает облачность, от скорости фюзеляж и плоскости нагреваются, происходит так называемый кинетический нагрев. Лед нарастает так быстро, что иногда самолет не успевает выбраться из переохлажденных облаков. Машина теряет подъемную силу, сваливается в штопор.
Вот чего и боялся Чупуров, когда мы подлетали к полярному Уралу.
Облака сначала висели над горизонтом, потом стали пухнуть, как мыльная пена. Они выглядели почти фантастически от странной освещенности. Лучи низко стоящего солнца высвечивали их как бы изнутри.
— Ну вот, сейчас начнется, — буркнул Чупуров и нахмурился. — Приготовьтесь к встрече с богом!
Только теперь Стала заметна скорость самолета. Облака неслись все быстрее и быстрее, начали лизать крылья, и вдруг нас окружила мгла. По самолету ударили невидимые потоки воздуха, он стал обрастать льдом. Молоденький радист, смахивая со лба испарину, запрашивал новые высоты. За сотни километров летела телеграмма к диспетчеру, который, как регулировщик, следил за дорогами в небе.
Чупуров знал одно: всегда можно уйти от опасности. Но куда? Вниз? Нет, там близко земля. Самолет может вывалиться из облаков и не успеет уйти от роковой встречи.
Чупуров никогда не одобрял риск. Как бы ни мала была опасность, она несла в себе одну расплату — катастрофу.
Хотя он много раз и попадал в рискованные переделки, но одержанная победа над смертью не радовала его. Он злился на себя за то, что не рассчитал, недосмотрел, недодумал — встретился с опасностью с глазу на глаз. Воялся не за себя. В конце концов черт с ней, с собственной жизнью! Он больше жалел тех, кто мог бы жестоко расплатиться за его, Чупурова, промах.