Он похлопывает рукавицей по голубому капоту, о чем-то думает.
— Опять же медведь. Отсюда он тебя одним махом сдернет. Только мы здесь высадились, чищу я полосу, ползаю по торосам. Гляжу — медведь. Ходит около. Посматривает. Черт его знает, то ли сожрать тебя хочет, то ли стороной обойти…
Вдруг он проворно вскакивает на сиденье и на прощание кричит:
— Ну да ничего, к осени я ее на ноги поставлю!
И, прибавив газ, рванулся к полосе.
Полоса гладкая и чистая, как каток. А сбоку, на границе черных контурных флажков, громоздятся ледяные глыбы и сугробы. Глядишь на них и понимаешь, сколько труда пришлось вложить этому хлопотливому «начальнику» и его трактору.
А лед в Арктике в морозы крепче гранита. Пуля из боевого карабина отбивает дольку не больше сигаретной коробки. Стальная плита очистителя, навешенного перед тракторным мотором, избита и покороблена.
А вдруг аэродром начнет тороситься? С юга и запада доносятся глухие разрывы, похожие на канонаду. Они то приближаются, то откатываются назад. Вода в лунках плещется но краям. Льды пришли в движение, и никакая сила не может удержать, успокоить их. Они будут с ревом и скрежетом наползать друг на друга, вставать на дыбы, подминая под себя все, что попадется. Торосы, как девятый вал, идут сюда, угрожая в одно мгновение уничтожить труд и бессонные ночи.
Но пусть площадка погибнет под этим валом, пусть ее заметут начисто метели и выгоднее будет найти другую льдину, но «ледяной начальник» с упорством муравья снова возьмется за нее, снова станет сглаживать торосы и разрыхлять крепко утрамбованные сугробы. Ледовая площадка на станции все равно что воздух для человека. Она держит тот тысячекилометровый мост, который соединяет зимовщиков с Большой землей. Она единственный островок надежды на весточку, на хлеб, на тепло.
НА ПОЛЮС С ПАРАШЮТОМ
Мы сидим в домике, сколоченном из фанерных щитов, неподалеку от камбуза — «ресторана «Северный полюс»— и палаток, где живет обслуживающий персонал временного ледового аэродрома дрейфующей станции. Руководитель полетов на маленькой печурке варит кофе, а инженер Медведев не спеша рассказывает, как был совершен первый в мире прыжок с парашютом на Северный полюс.
— Ничего особенного… Нам с врачом надо было подготовить посадочную площадку. А дело было так.
…Под самолетом разворачивалась бесконечная ледяная пустыня. В грузовой кабине сидели двое парашютистов в меховых шлемах, теплых комбинезонах, унтах.
Командир самолета, который так много видел, что разучился удивляться, выкуривал последнюю папиросу в пачке.
— Многовато курим, — усмехнулся второй пилот.
— Как будто не понимаешь. Все-таки… полюс! Нири, Амундсен — и вот они…
Командир кивнул в сторону парашютистов.
Самолет шел курсом ноль. Строго на север.
Наконец штурман крикнул:
— К прыжку приготовиться, до полюса пятнадцать минут!
Двое в грузовой кабине помогли друг другу пристегнуть парашюты, потуже затянуть лямки. Механик выбросил дымовую шашку, чтобы по дыму определить направление и силу ветра.
Взвыла сирена, и двое прыгнули вниз. На полюс.
А уже через день Медведев и врач приняли на льдине самолет, доставивший сюда научных сотрудников.
— А обратно мне надо было лететь на Диабазовые острова, — рассказывает Медведев. — Погода была плохая. Решили не садиться, а снова сбросить меня с парашютом. Подлетели, открыли дверь, выбросил я спальный мешок, чемодан — и сам за ним. Летчики потом смеялись: таких бы пассажиров да побольше…
— А ты расскажи, как две недели один на обломке льдины сидел. Льдина была с нашу каморку, — говорит руководитель полетов.
— Что рассказывать, — Медведев задумчиво повертел чашку с кофе. — Арктика есть Арктика.
В ГЛУБЬ НАУКИ
В восемнадцати километрах к востоку от временного аэродрома находится станция «Северный полюс». Когда-то льдина была размером шесть на четыре километра. Но потом она раскололась, и станция очутилась на небольшом куске размером восемьсот на тысячу метров. Я вспоминаю дни, проведенные на этом куске «ледовой суши», и перед глазами ясно встают люди, с которыми довелось встретиться. Есть же такие ребята: у них в каждом жесте, во взгляде, в слове радость. Идут, говорят, смеются — и все это так заразительно, просто, что в мгновение любая тоска улетучивается. Как будто начальник станции нарочно подбирал таких. Если аврал, вахта — работа в руках кипит, если отдых — нет конца смеху, веселью. Без шутки трудно прожить на льдине целый год, невозможно перенести многомесячную полярную ночь.