Командир АН-2 в первую минуту растерялся. Он низко пролетел над тем крошевом, что осталось от некогда большой и прочной льдины, набрал высоту, развернулся и снова посмотрел вниз. В синеватой черноте полой воды, как осколки разбитой тарелки, плавали белые льдины. От взлетной площадки остался клочок. Повлажнели ладони, сжавшие штурвал. Самолет стал снижаться на самой малой скорости.
Никто не подавал сигнала бедствия. Но бедствие было налицо — вот в этих торосах.
Командир снова нацелился на ледяной осколок аэродрома. Глаза застыли на белом пятне. Ниже и ниже спускается над ледовым крошевом самолет.
Передние лыжи касаются льда, и почти одновременно фюзеляж вздрагивает от удара. Конец? Нет, самолет уже бороздит по льду, тормозя. Когда пилот вылез из кабины и осмотрел заднюю лыжу, он понял, что она серединой ударилась о самый край ледяной трещины. Если б самолет сел чуть раньше, он потерял бы заднюю лыжу и не смог бы взлететь.
Пока полярники грузили самое ценное оборудование, пилот прошел из конца в конец площадки. Она колыхалась под напором других льдов. Пилот промерил посадочную площадку шагами. Сто девяносто три метра! Сможет ли груженый самолет набрать скорость и оторваться?
Погружено все самое ценное.
Самолет с воем несется по льду. Пилоту кажется, что он набирает скорость медленнее, чем обычно. Белая полоса площадки вдруг скрывается за мотором. Вода! А самолет еще встряхивает на неровностях последних метров льдины… Рука интуитивно дергает штурвал. Лыжи проносятся над самой водой…
Тринадцать раз экипаж самолета садился на эту льдину, вывозил оборудование и людей.
А сейчас я сижу в палатке, где расположились члены этого экипажа, и слушаю рассказ об эвакуации станции «Северный полюс-8». Завтра пилоты улетят на новое задание. А потом, когда окончится работа на льду, вернутся к себе домой и снова будут возить грузы зимовщикам, оленеводам, геологам.
КАРТА НА ПАМЯТЬ
Из Арктики я везу карту. Верой и правдой служила она мне все время. Это необычная карта. В центре ее — Северный полюс. К нему сбегаются все меридианы, соединяя тонкими прочными ниточками острова и материки. На этой карге видно, что не так уж далеки от нас Гренландия и Канадский архипелаг, а Чукотка с Аляской как бы протянули друг другу руки, чтобы поздороваться.
На этой карте легко нахожу условные кружочки мест, где бывал. Вот Диксон… Двухэтажные дома на снежном взгорье, окруженном черными камнями, заиндевевшие стрелы кранов в морском порту, молочная ферма. Пролив Вилькицкого… Магнитная станция на мысе Челюскин и горка камней, сложенная матросами Норденшельда. Зимовщики дрейфующих станций… Долгие месяцы они проведут в Арктике, вдали от материка…
Когда к ним придет зима, они простятся с солнцем и только Большая Медведица да Полярная звезда будут долго светить им в черном небе.
Прощание с Арктикой печально. Может быть, никогда не вернешь этого времени, не увидишь нежно розовых зорь во льдах, голубоватого света солнца, домиков, прочно вросших в сугробы, устоявших перед ураганами, и не услышишь глубокой, почти волшебной тишины.
Наш самолет летит к югу. Он летит над землей, на которую буйно надвигается весна.
Выходит стюардесса и говорит:
— Товарищи, мы пересекаем Полярный круг. Поздравляю с прибытием на Большую землю!
За иллюминатором постепенно исчезает белоснежность земли и появляются островки проталин. Вот земля стала зеленоватой. Тепло.
А я думаю о людях, оставшихся за Полярным кругом. Людях, ставших моими друзьями. У меня уйма всяких поручений от полярников. Мне предстоит встретиться со многими людьми. Я расскажу им об Арктике и о том, как там работают их знакомые, родственники, любимые… И каждому я скажу: «Почаще пишите в Арктику! Там нужны ваши письма».
В Арктике письма обладают удивительной силой. В одно мгновение они могут рассеять тоску или причинить сильную боль. Если самолет прилетит с Большой земли и кто-то не получит весточки… Он будет смотреть на убывающую в руках пилота пачку и, наконец, тихо отойдет в сторону, и невеселые мысли полезут в голову.
Помню, как в кубрике один полярник заставлял другого читать свое письмо. Сам он знал текст наизусть, но хотел услышать из других уст. В этом письме ничего особенного: «Живы, здоровы, папа уходит на пенсию, Лялька часто спрашивает о тебе». Но он сидел, зажмурив глаза, и как будто слушал музыку. Он переносился в другой, привычный и дорогой для него мир, освещенный в Арктике особым светом и радостью.