— Вы полагаете, товарищ адмирал, что нечто подобное могло произойти и с «Бьюти оф Чикаго»? — спросил Людов.
— Я не строю догадок и не провожу параллелей, — резко сказал адмирал. — Мне нужно знать фактическую сторону дела. Непонятно, почему капитан транспорта и его старший помощник оказались в отдельной шлюпке, а не вместе с остальным экипажем. И если «Бьюти» не затонула, нужно уточнить характер ее повреждений, принять срочные меры для спасения груза. Возьмите у капитана судовой журнал и карту.
— Будет исполнено, — сказал Людов.
Вице-адмирал снова подошел к окну.
В сумерках, у входа на рейд светились два красных огня — сигналы штормового предупреждения.
— Неважные прогнозы, — сказал командующий. — В заливе был туман, теперь ожидается штормовой ветер. С вами пойдут хирург и медсестра. Судя по радиограмме, там нужна медицинская помощь. Возьмете мой катер. Если невозможно будет добраться на нем…— командующий замолчал, размышляя.
— Простите, товарищ адмирал, — сказал Людов. — Есть у наших разведчиков поговорка: «Два слова — моряк и невозможно — в одну фразу никогда не ложатся».
Его утомленное лицо вдруг осветилось улыбкой.
— Вот потому, Валентин Георгиевич, я и даю два способа выполнения приказа! — тоже улыбнулся вице-адмирал. — Если не успеете до шторма проскочить на катере в Китовый, вас доставит туда подводная лодка «малютка», на тузике подойдете к пирсу… Выполняйте, товарищ политрук!
— Есть, выполнять, — вытянулся Людов.
В окна госпиталя, сквозь густеющий мрак, сквозь карусель кружащегося крупного снега, были видны два багровых огня, один над другим.
— Ожидается шторм с норд-веста, — объяснил Люсе один из лежащих в ее палате моряков.
Из кабинета начальника госпиталя вышел хирург Дивавин.
— Дежурная! — окликнул Дивавин.
Люся обернулась к нему. Худенькая, чуть сонная, утомленная долгим дежурством.
— Вызывайте добровольцев. Получен приказ хирургу и медсестре выйти на дальний пост, оказать помощь раненым американцам. Ничего серьезного, в масштабе наших событий. У одного шишка на голове, у другого, по-видимому, перелом предплечья. Мог бы управиться и местный санитар.
Небритое, землисто-серое от усталости лицо военврача скривилось в подобие беспечной улыбки.
— Однако — международная любезность… Хирург, как вы сами понимаете, я. Наметьте девушку повыносливее, чтобы не боялась морской болезни.
Люсе вдруг стало холодно, будто в теплую дежурку ворвался штормовой ветер. Всегда на все трудные задания в первую очередь вызывалась сама! Но только вчера вернулась с переднего края, мерзла в сопках, вытащила из-под огня двух раненых, до сих пор ломит от усталости спину и плечи. Нет, нужно отдохнуть, выспаться, теперь очередь других девушек.
Хлопала плохо пригнанная форточка, будто ветер стучался кулаком снаружи. Пожалуй, вызвать Марусю Зуеву: всегда соглашается на трудные задания…
— Зуеву вызвать, товарищ майор медицинской службы? — деловито спросила Люся. — Куда придется идти?
— Неблизко. В поселок Китовый. Давайте срочно ее на пирс.
Теперь Люсе сделалось жарко. Поселок Китовый! Но там Ваня! Только вчера получила от него письмо. Жалуется, тоскует.
— Товарищ майор! Зуеву вызывать долго. Можно я пойду?
Сама не знала, как вымолвила эти слова, думая о штормовом ветре и качке. Услышала свой тонкий, просительный голос, словно чей-то чужой.
— Сами вызываетесь? — Дивавин явно удивился. — Ну, знаете… Когда качнет вас в заливе…
— Я не боюсь, — сказала Люся, чувствуя, как кровь отливает от сердца. Очень боялась качки, хотя ни разу еще не попадала в настоящий шторм.
— В таком случае собирайтесь. Оденьтесь потеплее, — сказал озабоченно хирург.
Внизу, в конце чернеющего затоптанным, раскисшим снегом причала, качались очертания белого катера командующего. Краснофлотец в тулупе, в шапке, надвинутой на глаза, стоял у застекленной рубки, с трудом удерживая отпорным крюком качаемый прибоем кораблик.
Звучно чавкали волны, набегая на бревна причала. Сквозь рубочное стекло катера смутно маячило лицо в больших очках под сдвинутой почти к самому носу меховой шапкой.
Люся спрыгнула на скользкую покатую палубу.
За ней осторожно спустился хирург.
И сразу застрелял мотор, краснофлотец поднял отпорный крюк — пирс исчезал в темноте.
Человек в очках сидел молча, засунув руки в рукава шинели, сгорбив узкие плечи. Дивавин тяжело вздохнул, садясь на скамейку рядом с ним: