А капитан Тихонов, ссутулив плечи, продолжал между тем стоять возле Шлёнкина и все тем же громким, уверенным голосом говорил:
— Нет, нет, Шлёнкин, фронт гораздо сложнее, чем вы предполагаете. Фронт требует выучки, тренировки, знаний. А вы вот лопатой в землю тычете, и я вижу: сноровки у вас пока нет никакой…
Все бойцы ожидали, что капитан Тихонов после этих резких слов накажет Шлёнкина. Но, помолчав, капитан совсем спокойно сказал:
— Дайте мне вашу лопату.
Шлёнкин все еще стоял по команде «смирно», с тем подчеркнуто неловким видом, который бывает у всех необученных бойцов. Он неумело, раскачиваясь всем туловищем, повернулся через правое плечо «кругом», поднял с земли лопату и подал ее капитану. Тихонов зачем-то подбросил лопату в воздух, схватил ее на лету, ощупал гладкий, будто отполированный, черенок.
— Смотрите, Шлёнкин, как нужно работать, — сказал капитан. — Лопату вы берете так, чтобы одна рука была ниже, а другая выше. Дальше, так как грунт здесь каменистый, вы лопату втыкаете не под прямым углом, как это бывает обычно, а как бы кладете ее. Ваша роль вспомогательная. Вы выбрасываете то, что наковыряли вам ломами и кайлами. Глубже вам не проникнуть, не тычьтесь зря и не тратьте свои силы попусту.
Тихонов нагнулся и быстрым движением рук показал Шлёнкину, как надо работать.
— А ну, попробуйте теперь вы, — сказал он, подавая Шлёнкину лопату.
Тот принялся за работу.
— Вот хорошо! Хорошо! — с какой-то по-детски искренней и бурной радостью воскликнул Тихонов. — Только двигайте руками еще быстрей! Быстрей! Поддел — и в сторону! Раз, два! — Тихонов замахал руками в такт движениям Шлёнкина.
— Ну, вот и освоились! Наука хоть и не хитрая, а сноровки требует, — заключил Тихонов, продолжая наблюдать за работой Шлёнкина.
Когда Шлёнкин разогнулся, чтоб передохнуть, Тихонов взглянул на него и весело засмеялся:
— Употели? Жаркая работка!
Шлёнкин молча вытер рукавом лицо, стоял, тяжело отдуваясь. Тихонов переждал минуту-другую, пока Шлёнкин придет в себя, спросил:
— Каково самочувствие-то?
— Какое там самочувствие, товарищ капитан, — вяло сказал Шлёнкин, полузакрыв глаза.
Тихонов всмотрелся в Шлёнкина, заговорил с той ноткой участия в голосе, которая сразу настраивает даже незнакомых людей на задушевный разговор:
— Тяжеловато, знаю. Я-то здесь привык — восьмой год служу. А когда приехал — небо казалось с овчинку. Я попал сюда прямо из Ленинграда, из училища. Всю жизнь до армии я провел в большом городе, среди людей. Туго мне тут вначале было. Не скрою — случались минуты тягостные. Но ничего, все пережил, все преодолел… Что ж, надо! Да и кому надо? Народу, государству! Бывало, как подумаешь об этом — и тоска долой! Наоборот, даже гордость почувствуешь. Как-никак, мол, Тихонов, ты ведь на краю земли советской стоишь, ты страж ее. Как раскинешь вот так мозгами, смотришь, на душе у тебя светло, празднично станет, и ничто уже тебя не страшит…
Вступив в разговор с Терентием Шлёнкиным, Тихонов преобразился даже внешне. Его загоревшее на ветру и солнце крупное лицо необыкновенно одухотворилось. Глаза заблестели, резкие, грубоватые черты приобрели сосредоточенность и строгость.
— Вам раньше приходилось служить в армии? — спросил Тихонов.
— Впервые я… — еще более вяло промолвил Шлёнкин, как-то страдальчески вытягивая шею.
— Прожить почти тридцать лет на свете и ни одного дня не служить в армии… Как вам это удалось? По состоянию здоровья?
— Нет. Система хлопотала… Отсрочку от призыва давали, потом в терчасти зачислили, а уж тут проще простого. Летом надо на сборы идти, а мне командировочное удостоверение в зубы — и на периферию.
— Система системой, а вы-то полноправный гражданин, вам надо было возмутиться такими порядками. Ну, не беда, не отчаивайтесь! Все это дело наживное, сегодня вы — боец молодой, неопытный, завтра у вас будут и знания и закалка.
Тихонов посмотрел на Шлёнкина с доброй, ободряющей улыбкой, которая как бы говорила: «Выше голову, дружище!», и хотел отойти.
— Товарищ капитан! — остановил его Шлёнкин.
Тихонов задержался.
— Вопрос задать разрешите?
— Пожалуйста, товарищ Шлёнкин, — сказал Тихонов, настораживаясь.
— Видите ли, это даже не вопрос, а, скорее, просьба, — понижая голос, сказал Шлёнкин. — Довелось от бойцов слышать, что вы ищете писаря в штаб батальона.
— Да, писарь мне нужен.
— Я хотел просить вас назначить на эту должность меня, — стараясь смотреть Тихонову в глаза, сказал Шлёнкин.
— Кого? — зачем-то переспросил Тихонов.