Эвдор без стука открыл дверь и вошел в маленькую комнатку с окном, выходившим во внутренний двор. Кроме ложа с соломенным матрацем, какие были в комнатах для гостей, здесь еще стояло несколько сундуков, разного размера, а так же стол и стулья. За столом сидела женщина. Трифена, определенно дама склонная к полноте, все же не была необъятной толстухой, какой могла представиться незнакомому человеку, услышавшему ее прозвище. Хозяйка занималась подсчетом выручки на абаке, раскладывая в разные кучки монеты, в основном медяшки. Не поднимая глаз на посетителя, она сказала:
— Радуйся, Эвдор. Что скажешь?
— Радуйся, красивая. У тебя, как всегда, глаза на затылке?
При слове "красивая" Трифена хмыкнула.
— У меня глаза везде. И уши. И нос, который сообщил мне, что в комнате запахло мужиком.
— А что, в этом заведении подобные запахи давно перевелись?
— Там, — кивок за спину, в сторону обеденного зала, — запахи бывают разные. А в эту комнату давно уже не хаживали немытые козлы. Далеко не у каждого хватит наглости.
— Я тоже рад тебя видеть, — усмехнулся пират, — уверяю, если ты мне поможешь, я и мои люди уберемся тотчас же.
— Ну что ты, разве я тебя гоню? Живи, пока есть деньги. Их ведь у тебя немного?
— Да.
Трифена повернулась к моряку.
— Я ничего не имею против тебя. Я понимаю, что ты вылез прямиком из Аидовой задницы и ищешь надежную берлогу. Для тебя "Наяда" всегда будет такой. Для тебя. Но не для всех, кого ты приводишь. Денег у них нет, но они уже выжрали три амфоры вина и пользуются девочками. В кредит. И ведут себя, как...
— Я все возмещу тебе, Трифена, — поторопился ответить Эвдор.
— Ты возместишь. Для этого пристукнешь тут кого-нибудь... Ступай-ка лучше в море. И будет у нас с тобой любовь, пару раз в год, и полное доверие друг к дружке.
Эвдор смущенно кашлянул.
— Чего покраснел, как юноша? Кстати, тебе идет такая физиономия. Клянусь Долием[21], любому сразу хочется похлопать тебя по плечу и сказать: "Ну что ты, парень, пошли-ка выпьем". И сразу же друзья, не разлей вода. А про любовь... Залазь-ка лучше на Левкою.
Моряк покраснел еще больше. Трифена подперла подбородок кулаком и пропела:
— Эвдор, Эвдор. Вот сколько лет знаю тебя, а все никак не раскушу. Знаю, что ты, не моргнув глазом, быку шею свернешь. И, что страшнее, человеку. Что ты ограбил кораблей, без счета. Что бабы тебя любят, и ты их не сторонишься. А в глаза тебе, как будто мимо рожи смотришь. Ее, небритую, совсем не замечая. Ну, чисто мальчик, невинный. Ладно. Вчера ты хотел передохнуть и осмотреться. По глазам вижу — осмотрелся. Да так, что отдыхать уже не хочешь.
— Глупец тот, кто откажет тебе в проницательности. Из моих людей, почти никого не осталось. Состен, Тевкр, сгнили в рудниках. Тому, кто живым не дался, когда мы нарвались на тот афинский дозор, повезло больше. Но все равно никого нет, все мертвы. Меня одного хранили боги. Хотел бы знать, кто из них...
— Садись, Эвдор, в ногах нет правды. Все я понимаю. Был вожаком, на побегушках быть не хочешь.
Пират сел на ложе.
— Да, давно уже не мальчик. Есть возможность снова подняться. С этими людьми, с новыми товарищами. Мы многое уже пережили вместе. Но нас очень мало. Всего десять... — Эвдор скрипнул зубами, — вернее, уже девять.
— Как мне помочь?
— Ты накормила, напоила нас, мы уже в большом долгу перед тобой...
— Ну что ты, — театрально возразила Трифена, — не стоит благодарности.
— Я же сказал, что возмещу тебе все. Ты знаешь меня много лет, разве я хоть раз не возвращал долги?
— Продолжай, Эвдор, продолжай, — примирительным тоном сказала хозяйка.