— Сколько ферм мы встретили — десять? — Метилий огляделся в поисках ответа.
— Девять, — сказал Пизон.
— Десять, — возразил Дульций, ухмыляясь.
Метилий нахмурился. — Кого, черт возьми, это волнует? Повозки даже на четверть не заполнены.
— Для дикарей мы как стая саранчи, — сказал Пизон. — Они не хотят голодать этой зимой, поэтому все прячут.
— Тебе их не жалко? — усмехнулся человек в ряду позади.
— Кто был в Тевтобургском лесу, личинка — ты или я?
— Я не хотел никого оскорбить, — сказал солдат, немного робея перед взглядом Пизона.
— Следи за тем, что говоришь. — Комментарий задел за живое. Если бы на фермах и в длинных домах были воины, Пизон без сожаления убил бы их, но единственные люди, которых они встретили сегодня, были старыми, хромыми или больными, и те немногие, кто не захотел покидать свои дома. Не все были мертвы, но некоторых убили. Насадили на мечи и дротики. Забили насмерть. Он даже видел, как седобородого старика отправили на тот свет с помощью бревна. А что касается женщин, то отсутствие зубов и сморщенные задницы не помешали им быть изнасилованными. Тулл и Фенестела не мирились с таким поведением, но они не могли быть везде одновременно.
— Голодать зимой или умереть сегодня на наших клинках — какая разница? — спросил Метилий.
У Пизона не было ответа. Может быть, поэтому Тулл никого не наказал. Возможно, быстрая смерть от клинка была лучше, чем медленная голодная смерть в течение долгих темных месяцев. Это было то, с чем пришлось столкнуться многим представителям племени, поскольку Германик приказал сжигать еще неубранные пшеницу и ячмень, когда это возможно.
— Если мы не сможем взять их, то и дикарям ничего не достанется, — сказал Тулл в начале патруля.
Будь они все прокляты, решил Пизон. Почему германцы не могли просто преклонить колени, принять римское правление и прекратить войну? Этот патруль, вся эта кампания не понадобилась бы. Неужели так сложно платить налоги и называть императора богом? Миллионы людей по всей империи делали это и жили в мире. Он думал, что в конце концов племена будут учиться на горьком опыте. Все учились.
— Думаешь, марсы снова сразятся с нами? — спросил Метилий. После серии нападений на римские патрули Германик вел более половины своей армии на территорию племени. Пятый вместе с несколькими другими легионами входил в состав этих сил.
— Они были бы дураками, если бы сделали это. Мы превзойдем их численностью шесть — семь к одному? Грязь сдастся, как только мы туда доберемся. — Это было искренним желанием Пизона и, как он подозревал, его товарищей по палатке. Летняя кампания была не такой длинной, но жестокой. Они будут сражаться, если потребуется, но гораздо лучше, если они вернуться в свои форты, не потеряв больше товарищей.
— Если они этого не сделают, ублюдки получат то, что им причитается. — Ухмылка Метилия была неприятной.
— Пизон!
Крик Тулла вернул Пизона в настоящее. — Господин?
— Ферма, вон там. Тулл указывал влево от них. В четверти мили вдали, окруженный небольшими полями, виднелся одинокий длинный дом с несколькими хозяйственными постройками. — Возьми двадцать человек и повозку. Посмотрите, что можно найти. Потом следуйте за нами по следам.
Грудь Пизона надулась от гордости — публичное признание со стороны Тулла было редкостью, и такие обязанности, как правило, ложились на Фенестелу или кого-то из младших офицеров. — Да, господин! — Выйдя из строя, Пизон позвал Метилия, Дульция и двух оставшихся товарищей по палатке присоединиться к нему, а также некоторых мужчин из трех других контуберниев. Пизон послал одного человека в конец патруля с указанием, чтобы фургон следовал за ними по узкой, изрытой колеями дороге, ведущей к ферме. — Построиться, по четыре в ширину, пять в глубину, — проревел он. — За мной. — Чувствуя себя более чем неловко из-за этой новой ответственности, он отправился в путь.
Через дюжину шагов начались комментарии. — Послушай его, — пробормотал Метилий. — Настоящий опцион!