Опасаясь ловушки, Германик приказал вспомогательной кавалерии прочесать поселение. Новость о том, что оно оказалось пустым, кроме длинного дома Малловенда, где собралось около сотни воинов, была встречена всеобщим восторгом. Недоверчивый, не склонный к риску, Германик не стал искушать Фортуну и направил целый легион, чтобы засвидетельствовать немедленную встречу. Оставшиеся легионы были поблизости, и их можно было легко призвать, если возникнет необходимость.
Тулл, все еще сильно переживавший из-за смерти Пизона, был разочарован отсутствием сопротивления. Он жаждал убить еще больше врагов. «Пизон стоил тысячи дикарей, трахающихся с сестрами и дочерями», — подумал он. Более того. Ценность Пизона была выше, чем у каждого последнего проклятого варвара, ходившего по земле.
С воспаленными глазами, пересохшим ртом и раскалывающейся головой, от бурдюка вина, выпитого прошлой ночью, и с растущим раздражением он задавался вопросом, когда же появится Германик. Не ему было возмущаться, как и другим примипилам или трибунам. Даже легату Туберону, потевшему в своем шлеме с гребнем в двадцати шагах от него, пришлось ждать.
Через некоторое время трубы возвестили о прибытии Германика. Наместник, похожий на Марса, бога войны, спустившегося на землю, был великолепен в полированных доспехах, красном кушаке, повязанном поверх нагрудника и шлеме с серебряным тиснением. Размеренными кивками он приветствовал каждого присутствующего офицера, пока он вел свою лошадь на позицию. — Есть какие-нибудь признаки Малловенда? — обратился он к Туллу.
— Нет, господин. Должно быть, он ждет вашего вызова.
Ответная улыбка Германика была тонкой. — Отдай приказ, Тулл.
Он посмотрел на дюжину буцинаторов, стоявших поблизости. — Трубачи, вперед!
Последовавший долгий и пронзительный призыв донес сообщение, которое можно было расшифровать на любом языке: представься.
Малловенд, должно быть, наблюдал из укрытия, потому что он появился не более чем через тридцать ударов сердца в сопровождении небольшой свиты воинов. «Правильно, червь, — подумал Тулл, — приходи, когда позовет твой хозяин».
— Когда мы будем разговаривать, рядом с ним никого не должно быть, — сказал Германик. — Позаботься об этом, Тулл.
— Господин. — В общем, Тулл расценил бы как самоубийство отправиться в одиночку навстречу группе враждебных германцев. Сегодня он получил огромное удовлетворение от этой демонстрации уверенности.
Если варвары нападут, у него будет шанс повергнуть в грязь Малловенда, одного из главных приспешников Арминия. Если он будет убит, он присоединиться к Пизону, Вителлию и остальным своим погибшим людям в загробной жизни. Учитывая его недавнее мрачное настроение, следовало бы приветствовать эту возможность. Подогнув колени, он перевел лошадь на рысь, затем в галоп.
Он подъехал прямо к линии, которую воины выстроили перед своим вождем, наслаждаясь их вздрагиванием и непроизвольными полушагами назад. — Где Малловенд? — спросил он по-германски.
— Я здесь, — ответил рыжеволосый зверюга с грубыми чертами лица, одетый в ржавую кольчугу и темно-зеленые штаны. — Кто ты?
Тулл проигнорировал его вопрос. — Германик поговорит с тобой — наедине. Без почетного караула. Никаких воинов. Никакого оружия.
Лицо Малловенд покраснело от такого неуважения, но он кивнул в знак согласия.
— Следуй за мной, — приказал Тулл, описывая конем такой узкий круг, что нескольким воинам пришлось уступить ему дорогу. Он ускакал, не оглядываясь, упиваясь невидимой ненавистью, плывшей за ним. Возможно, из поселения за ними наблюдает всего сотня пар глаз, но унизительный образ их вождя, идущего в одиночку и без оружия к Германику, врежется в их память, и подразумеваемое послание вскоре разойдется по всему племени и за его пределами. Сопротивление бесполезно. Рим всемогущ. Преклони колени перед императором или страдай от последствий.
— Останься со мной, примипил, — сказал Германик, когда Тулл подъехал к нему. — Я не доверяю этому дикарю Малловенду, даже если он один.
— Это честь для меня, господин.
Малловенд остановился. Он склонил голову. — Германик.
— Ты Малловенд? — спросил Германик, указывая на переводчика, офицера вспомогательной когорты хавков.
— Я. — Это была плохая латынь, но понятная.
— Не довольствуясь присоединением к восстанию Арминия, твои люди продолжают атаковать мои легионы. — Германик был зол.
Произошла небольшая задержка, пока хавк переводи, а Малловенд ответил. — Он просит у вас прощения, — сказал переводчик. — Он говорит, что было ошибкой поднять оружие против империи. Его люди тоже сожалеют.