Хотя солдаты приветствовали более старших офицеров, их реакция была гораздо громче в адрес следующей группы отличившихся, центурионов и младших офицеров. Тулл с одобрением наблюдал, как Германик вызвал вперед более дюжины воинов и наградил их фалерами — золотыми или серебряными украшениями в виде дисков, которые носят на перевязи, — или кольчугами из тех же драгоценных металлов. После того, как были отданы почести последнему человеку, Германик сделал паузу.
Повисла выжидательная тишина. «Пришло время признать самых доблестных легионеров и солдат из вспомогательных войск» — подумал Тулл, глядя на полные энтузиазма лица своих людей.
— Прежде чем я упомяну вас, храбрые солдаты Рима, — объявил Германик под возбужденные крики, — я должен обратится к еще одному офицеру. — Он снова остановился. На этот раз воцарилась полная тишина, и единственным звуком был лишь воющий ветер.
Эта награда — отдельная от наград, присуждаемых центурионам, — нарушала обычный протокол. Заинтригованный, Тулл слушал вместе со всеми.
— Луций Коминий Тулл старший центурион Седьмой когорты Пятого легиона, представьтесь! — Крик Германика прогремел над тренировочным плацем.
Ошеломленный, Тулл подумал, не ослышался ли он. Однако он чувствовал, как пристальные взгляды его солдат впиваются в него, и слышал их восхищенное бормотание. «Черт» — подумал он. «Я не выдумываю это». Прошло полдюжины ударов сердца. На возвышении, шагах в двухстах от него, ждал Германик.
— Лучше поднимитесь туда, господин, — прошипел Пизон Туллу.
Он резко вернулся к настоящему. Смущенный и уже обеспокоенный тем, что его задержка может оскорбить Германика, он шагнул вперед. Выпрямив спину, с бурлящими внутренностями, Тулл двинулся к помосту, ощущая на себе тяжесть тысяч человеческих взглядов.
На расстоянии десяти шагов Тулл вытянулся по стойке смирно, устремив взгляд на живот Германика. — Старший центурион Тулл, Седьмая когорта, Пятый легион, господин! — воскликнул он.
Стояние на помосте подчеркивало большой рост полководца — он возвышался над Туллом. — Ты не торопился, старший центурион, — нахмурившись, сказал Германик.
— Да, господин, — запнулся Тулл. — Я был удивлен, когда меня вызвали. Мои извинения.
Губы Германика дрогнули. — Извинения приняты.
Он думает, что это забавно, понял Тулл, не зная, испытывать облегчение или раздражение.
Выражение лица Германика снова стало официальным. — Солдаты Рима! — крикнул он. — Старший центурион Тулл — человек, известный многим из вас. Офицер-ветеран, он служил империи более трех десятилетий. Еще шесть лет назад он служил в Восемнадцатом легионе. Когда этот легион и два других постигла катастрофа в Тевтобургском лесу, почти все солдаты под командованием Вара пали или попали в плен к врагу. Но не Тулл. Подобно героям древности, он сражался несколько дней, хотя казалось, что боги желали смерти каждому римлянину в этом проклятом месте. Менее сотни человек избежали резни, большинство из них по одному и по двое. Тулл вывел в безопасное место пятнадцать человек. Пятнадцать! Легионеры, чья честь не пострадала, которые выжили, чтобы сражаться в другой раз!
Раздались новые одобрительные возгласы.
Смущенный больше, чем когда-либо, надежда Тулла на то, что с Германиком покончено, рухнула, когда полководец перевел дыхание.
— Старший центурион Тулл и его люди остались верными в трудные времена после смерти нашего божественного отца Августа. Тогда он рисковал своей жизнью чтобы спасти меня от опасности. — Тема, по-прежнему, вызывающая дискомфорт, Германик больше не упоминал о прошлогоднем кровавом восстании, но продолжил — В только что закончившейся кампании Тулл отличился не один раз, в частности, во время трудной битвы на дороге Длинные Мосты. Эти действия были не первыми случаями, когда Тулл проявил себя как лидер, как истинный сын Рима — количество фалер на его перевязи является доказательством этого. Его солдаты любят его и отправились бы с ним в ад, если бы он приказал. Он пользуется уважением своих коллег-центурионов, а также трибунов и легатов более чем одного легиона. Я не могу представить себе более прекрасного офицера, более великого воплощения достоинства, чем человек стоящий передо мной. — Германик протянул руки к Туллу ладонями вверх в знак признания.
Секундная пауза, а затем с другого конца тренировочного плаца донесся громкий крик: — ТУЛЛ! ТУЛЛ!
Сердце Тулла сжалось. Это были его голоса его солдат — он бы поставил на это свою жизнь. К его удивлению, клич подхватили сначала другие легионеры Пятого, а затем и Двадцать Первого. К нему присоединились даже вспомогательные части.