— Ужасно! Мальчик… пионер… Ничего не успел сделать и уж погиб…
Серые глаза незнакомца вдруг потемнели, и только сейчас я заметил, что смуглую щеку его прорезал глубокий рубец.
— «Ничего не успел сделать!» — повторил он мою фразу. — Да что вы знаете о нем, чтобы говорить такое? Что?!
— Я ничего не знаю о нем, но в четырнадцать лет…
— Где вы были во время войны? — перебил меня моряк.
— В Ленинграде…
— Значит, вы помните, как фрицы обстреливали наш город?
— Еще бы! Сколько раз попадал под обстрел! Чудом жив остался. Случайно.
— Случайно? А может быть, вы и сотни других ленинградцев потому и живы сегодня, что жил в Петергофе[6] пионер Жора Антоненко! Потому что не захотел он эвакуироваться в тихий тыл, а остался у стен своего пылающего города!..
— И все же непонятно, как мог спасти меня от смерти неизвестный мне мальчик. Когда? При каких обстоятельствах?
Моряк невесело усмехнулся, вздохнул и вдруг повелительным жестом указал мне на место рядом с собой. Я сел и ждал, что будет дальше. Я почти не сомневался, что услышу сейчас рассказ о мальчике. И не ошибся. Я узнал историю петергофского пионера и записал рассказ моряка слово в слово. Вот он, этот рассказ.
— Война застала меня на флоте старшиной первой статьи. А вскорости, если не ошибаюсь, в конце августа, списали меня в морскую пехоту и назначили командиром полковой разведки. Это были горькие дни. Мы отступали. И докатился наш полк в сентябре от Пскова до Петергофа. Вот тогда я и увидел впервые у нас в штабе Жору, Георгия Антоненко. Поначалу командир полка отказался даже разговаривать с ним. Война — не парад! Нужны солдаты, а не юные барабанщики!
Вышел Антоненко из штаба, а куда идти — не знает. Мать эвакуировалась в Ораниенбаум, в Петергофе — немцы. И решил он заночевать в лесу, в сторожке, чтобы утром пораньше снова прийти в штаб. Потому что не терял мальчик надежды уговорить полковника.
Что случилось дальше, узнал я от Жоры дней пять спустя, когда он уже был в моей разведгруппе. А случилось с ним вот что. В сумерки, по дороге в сторожку, встретил он знакомую бабку — тетю Улю. Она работала в Петергофе, в заводском общежитии. Ее весь Петергоф знал. Почему? А потому, что в этом городе она была единственным неграмотным человеком. Не умела ни писать, ни читать. Сколько раз уговаривали ее учиться, старушка только посмеивалась:
— Я и без грамоты, родненькие, не плохо живу. Зарплату мне платят, как грамотной. Дай бог здоровья Советской власти!
Это у нее была постоянная присказка: «Дай бог здоровья Советской власти!»
И вот сейчас Жора встретил ее в столь необычном месте. Мальчик не удивился. За последние дни все так изменилось, так перемешалось, что ничему не удивлялся. Оказалось, что старушка бежала из Петергофа и сейчас пробиралась в Ораниенбаум.
— В Ораниенбаум, тетя Уля, — сказал Жора, — надо в другую сторону. Заблудились вы…
И он объяснил ей, как пройти менее опасной дорогой. Старушка долго благодарила парнишку, называла себя темной, неграмотной дурой, ругала по-всякому немцев, а потом спросила:
— А ты, родненький, что здесь делаешь, в лесу?
Мальчику не хотелось открывать свое тайное убежище, и он сказал, что на опушке у него назначена встреча с его другом — Лешкой Зайцевым. Они будут пробираться в Ленинград.
Когда паренек добрался до сторожки, в лесу уже стемнело. Он постелил в углу свое поношенное серое пальтишко и улегся. Где-то поблизости немцы вели минометный огонь, из Кронштадта била наша тяжелая артиллерия, в черном небе гудел самолет и рвались огненными брызгами зенитки. Невозможно было уснуть в таком грохоте, и Жора вышел из сторожки. В этот момент в небе повисла осветительная ракета, и он увидел поблизости какую-то фигуру. Это было так неожиданно, что мальчик не поверил собственным глазам. Он уже знал, как обманчиво все выглядит при мертвом, зеленоватом свете ракеты. Это мог быть человек, но мог быть и обыкновенный куст… Где-то на шоссе грохнул снаряд и одновременно со взрывом погасла в небе ракета. Мгновенно все погрузилось в непроглядную темь. Человек или куст? Вдруг враг? Немецкий разведчик? Жора распластался на земле, отполз немного в сторону и выкрикнул на всякий случай:
— Кто такой? Стрелять буду!
— Свои, свои, батюшка, не стреляй! Заблудилась я…
Женский голос показался Жоре знакомым.
— Кто такая? — снова выкрикнул он.
— Из Петергофа я… От немцев бежала… заблудилась…
Теперь Жора узнал этот голос.
— Тетя Уля, вы!
— Я, родненький, я, — забормотала старушка. — А ты откуда меня знаешь?