Солдат засмеялся.
Два раза обрывалась веревка, когда ее тянули солдаты.
Девочка понимала, что умрет, но умереть надо было достойно. С невыразимым презрением смотрела она на солдат.
Сказала сквозь зубы:
— Сейчас я вам покажу, как надо.
Встала на огромный валун, что лежал под липой, и, когда натянулась веревка, прыгнула с него…
А облака все летели и летели в бледно-голубом небе, быстрые, легкие. Куда?
Наступила зима.
Фашистов добивали под Москвой.
Снег укрывал пепелища, и над сугробами торчали только длинные кирпичные трубы. Снег засыпал разбитые фашистские пушки, и минометы, и мертвых солдат возле них. Эти больше уже не ступят на чужую землю.
На дорогах снег был нарезан кирпичиками. Здесь прошли краснозвездные танки. И среди них был танк Алеши Сенцова. Он ворвался в деревню Иваново, что под Рузой, и остановился на том же перекрестке, что и тогда, осенью. Алеша поднял люк и выскочил из машины.
Из избы вышла та же старуха, только она казалась гораздо старее.
— Здравствуйте, бабушка! Вот мы и пришли. Насовсем!
Старуха закивала, задергала головой. По щекам ее текли крупные слезины. Текли не прямо, а зигзагами, из морщины в морщину.
— Бабуся, девочка тут была в пестром платке. Она нас осенью выручила. Помните? Когда немцы нас окружали. Мне бы повидать ее.
Старуха все трясла и трясла головой.
— Повесили ее в одночасье. Вон на той липе повесили ироды.
— Девочку? — голос Алеши дрогнул.
— Повесили милую… — старуха вдруг села в снег и заголосила, раскачиваясь из стороны в сторону.
Алеша поднял ее, спросил осторожно:
— Родня ваша?
— Все мы, сынок, родня нонче, когда беда-то такая… Бейте их, жгите дотла, дотла…
— Прощайте, бабуся, — Алеша забрался в танк. И танк, будто поняв хозяина, рванулся вперед. Но Алеша сдержал его. Круто развернул, подняв снежную пыль. Выглянул из люка.
— А как звали ее, бабушка?
— Лидой. Матвеева Лида. Из Ленинграду она. Лида Матвеева.
Танк ушел, а старуха долго смотрела ему вслед, и по щекам ее все текли и текли крупные слезы.
Хорошо воевал Алеша, старшина Алексей Сенцов. Тонул. Горел. В госпиталях лежал дважды. И снова переправы, бои, села, города. И каждый раз, когда приходилось трудно, Алеша вспоминал девочку из деревни Иваново. Как живая всплывала она в солдатской памяти, в резиновых сапожках, заляпанных грязью, в по-цыганскому пестром платке; строгие серые глаза смотрят твердо, а из-под платка выбилась светлая-светлая, будто соломенная, прядь.
Девочка как бы всегда была рядом. Помогала выползти из горящего танка, выплыть на берег, выжить, побеждать.
И в память о ней старшина Алеша Сенцов на обгорелых стенах домов в освобожденных городах писал мелом две буквы: «Л. М.» — Лида Матвеева.
А. Шейкин
МЛАДШИЙ БРАТ
Разведчик был отважен и ловок. Он пробрался в гущу позиций противника и высмотрел все: сколько пулеметов и пушек, где находятся склады снарядов, где расположен штаб. Он слышал, как переговариваются часовые.
— Теперь уже скоро, — сказал один.
— Да. Совсем скоро, — ответил другой.
«Скоро — это когда они пойдут в наступление. Но теперь они нас не захватят врасплох», — подумал разведчик.
Осторожно, так что не хрустнула ни одна даже самая тонкая ветка, не шелохнулся ни один лист на кустах орешника, он начал ползти назад. И вдруг замер: на ветке сидела белогрудая птица. Разведчик полз так тихо, что она подпустила его близко-близко. Выпрямиться — и достанешь рукой!
У разведчика загорелись глаза. Он узнал птицу: щеглиха!
Щеглы были его любимцами — доверчивые, хлопотливые, неунывающие певуны, гроза вредителей-насекомых, враг сорных трав, семенами которых они питаются. Сколько разведчик помнил себя, у них в избе всегда жили щеглы. Их держал отец; потом, когда отец умер, клетки перешли к старшему брату, а потом и к нему — разведчику.
Разведчик чуть слышно засвистал по-щеглиному:
— Пюи-пюи…
Щеглиха покосилась на него блестящей бусиной круглого глаза. Разведчик увидел, что в клюве у нее белеет муравьиное яйцо.
Разведчик осторожно двинулся дальше. Щеглиха, все еще продолжая сидеть на ветке, судорожно затрепетала крылышками.
— Да сиди ты, глупая, — прошептал разведчик. — Ты ж меня выдашь.
Он приподнял голову, оглядываясь, куда ползти дальше, и вдруг увидел на земле щеглиное гнездо, проткнутое палкой, а немного подальше мертвых птенцов с раскрытыми клювами — это был бессмысленный, жестокий разбой…
Разведчик вскочил на ноги. Испуганно вспорхнула щеглиха, задрожали ветки орешника, затрещали сучья под ногами разведчика, и тотчас в лагере противника поднялась тревога.