— Бей, ломай, не жалей буржуйское добро! — командовал Пашка и замахнулся было обушком на высокое красивое зеркало, собираясь садануть по нему так, чтобы осколки брызнули по сторонам, но вдруг замер с занесенным обушком: первый раз в жизни он увидел свое отражение и оторопел, глядел как завороженный и не мог оторвать взгляда, узнавал и не узнавал самого себя. Так вот, значит, какой он есть! Чудно — глядит из зеркала чумазая рожа. Сам не зная почему, Пашка вдруг застыдился самого себя, медленным движением снял колпак, не спеша вытер им страшенное свое рыло, но оно не стало чище. И как-то вдруг все перевернулось в душе, потух азарт, и Пашка впервые вспомнил о том, где он и зачем сюда пришел. Перепугал людей, побил стекла, учинил разгром, а зачем?..
Как — зачем? Пашка растерялся только на мгновение. Он увидел, как Верка стащила кочережкой с подставки бронзовое распятие Иисуса, и закричал одобряя:
— Правильно, Верка, чего они тут, буржуи, богу молятся!
— Пашка! — звал из соседней комнаты Мишка Аршин. — Я ихнюю музыку нашел!
Пашка побежал туда и увидел черный блестящий ящик на пузатых точеных тумбах. Ребята называли его роялем.
— Вот послушай! — и Мишка принялся лупить кулаками по белым, как зубы, клавишам, отчего рояль рокотал басом. — Громи буржуйскую музыку! — и Мишка Аршин размахнулся, чтобы ударить по блестящей крышке рояля, но Пашка остановил его:
— Не трожь!
Хрустя осколками битого стекла, Пашка ходил по барским хоромам, как грозный завоеватель. В первую очередь ребята реквизировали продукты: в судке на кухне обнаружили остаток молока, и ребята велели Верке допить его. В кульке на полке нашли крупу. Володька Дед сунул кулек в карман, но, когда бегал по ступенькам лестницы, крупа высыпалась на ковровые дорожки тоненькой струйкой.
Больше всего они обрадовались хлебу. Тут же разломили его на куски и стали жевать с жадностью. Колька Штейгер притащил откуда-то банку с маслом и, хотя оно не очень хорошо пахло, макал хлеб и причмокивал от удовольствия.
Когда были изъяты продукты, Пашкины воины, притихшие, с величайшим изумлением на грязных лицах, бродили по гулким коридорам и залам, где стояли золоченые стулья с мягкими сиденьями. Со стен смотрели на них картины: какие-то дядьки тянули на веревках пароход по реке, на другой картине генерал сидел на коне, вздыбив его как свечку. Поражались ребята беломраморным человеческим фигурам, стоявшим по углам. Фигуры были красивее тех грубо обтесанных каменных баб, которых часто находили ребята на степных курганах вблизи рудника. Правда, здесь уже кто-то побывал до Пашки, потому что у одной каменной статуи были отбиты руки, но все равно невозможно было оторвать от фигуры глаз — она казалась живой.
Задержались ребята возле большого кувшина, расписанного цветами. По бокам у него торчали круглые ручки, а горло узкое, как у гуся.
— Зачем такой горшок?
— Как зачем? Пить.
— Чего пить?
— Воду.
— Тю, столько разве выпьешь: живот лопнет.
— У буржуев не лопнет, — сказал Пашка, — у буржуев животы вот какие, — и Пашка широко развел руки.
Забрели ребята в какую-то темную комнату и с величайшим недоумением рассматривали круглую белую посудину, над которой висел на стене такой же белый ящик с длинной цепочкой и ручкой на конце.
— Чегой-то? — шепотом спросил Володька.
Ребята молчали. Никто не знал, зачем здесь эта посудина. Но вот кто-то потянул за цепочку, и вода с шумом полилась в чашу. Тогда Пашка почему-то замялся и сказал:
— Пошли отсюда, нечего тут делать.
Дни поздней осени коротки, и вот уже завечерело. Ни Пашка, ни его преданные воины не заметили, как за окнами постепенно темнело. Ребята ходили по беломраморным лестницам степного дворца, по его голубым, золотистым и красным залам, где на окнах висели бархатные портьеры, а на полу постланы ковры. Ребят поразила незнакомая жизнь, и порой им казалось, что они очутились в сказке.
Пашка, очарованный красотой картин и статуй, мебели и ковров, совсем забыл, что пришел сюда с огнем и мечом, пришел карать и наказывать, заставить буржуев стать перед ним на колени. А буржуи попрятались под кроватями, выглядывая оттуда испуганными глазенками. Пашке уже не хотелось, чтобы перед ним становились на колени, он уже насытился победой. И когда Колька Штейгер, проходя мимо двери, за которой спрятались буржуйчики, забарабанил в нее кулаком, Пашка сказал: