В округе появилось множество беженцев из сожженных немцами деревень. Они стучались в окна и жалобно просили:
— Подайте хлебушка, люди добрые! Подайте погорельцам!
— Так и тебе надо просить, — учила Лару бабушка. — И мы как с пожара. И у нас ничего нет.
— Пионерам стыдно просить, — отвечала девочка. — И я не голодна.
Лара говорила это из гордости. Ночью ей снился самый вкусный на свете простой, черный хлеб. Теплый, только из печки, с поджаристой корочкой, которая хрустит на зубах.
Однажды, проходя по усадьбе мимо дядиного дома, Лара увидела, что на завалинке расположился толстый немецкий солдат; видимо, он пришел из соседнего села Тимонова, где стоял гарнизон. Старосты не было дома, и немец от скуки стал рассматривать свою награбленную в деревне добычу: тут были и курица, и розоватый кусок сала, и каравай деревенского хлеба.
Лара остановилась как вкопанная. Запах хлеба защекотал ее ноздри, у нее закружилась голова.
Немец решил, что перед ним дочка старосты. Он отрезал небольшой ломтик и протянул девочке. Но она замотала головой и, круто повернувшись, пошла по дорожке. Лучше она умрет с голода, но хлеба из рук врага не возьмет.
Фашистов она ненавидит и никогда им не подчинится, как не подчинился им советский народ. На городской площади в Пустошке немцы повесили старого учителя — Николая Максимовича. Он знал, что заплатит жизнью, если в его доме найдут радиоприемник, и до последнего дня своей жизни продолжал слушать Москву.
Фашисты учинили зверскую расправу над помогавшими партизанам жителями деревни Старый Двор. Они согнали в сарай женщин, детей, стариков и сожгли их живьем. Но не запугаешь народ казнями. У партизан появились сотни помощников в других деревнях.
Партизаны держали в своих руках целую местность, лежавшую, по другую сторону озера Язно. Народные мстители не давали врагу покоя. Они нападали на немецкие гарнизоны, поджигали склады, взрывали мосты.
Каждый раз, когда Лара слышала о партизанах, у нее загорались глаза. Вот это настоящие люди! Если б она могла чем-нибудь им помочь!
Снова настала весна. Уже просохли тропинки. Деревья окутывала зеленая дымка, такая нежная, что кажется, дунь слегка — и она улетит.
Бабушка послала Лару поискать молодой крапивы. Может, удастся сварить зеленые щи.
Девочка шла по деревенской улице, рассматривая каждую вылезшую из-под забора травинку. У колодца ей встретились две деревенские женщины. Одна возбужденно рассказывала другой:
— В Тимонове они договаривались, а Степанида стояла под окном и все слышала. Договорились ехать на лисапедах в лес. И наш староста с ними. Обещался немцам партизанские тропы показать.
— И когда же они поедут? — вмешалась в разговор Лара.
Она сильно побледнела; на бледном лице ее большие темные глаза казались совсем черными.
— Откуда я знаю! — неохотно ответила женщина. — Ты со старостой на одной усадьбе живешь, тебе виднее.
Лара задумалась. Вечером, ложась спать, она сказала бабушке:
— Баб! У меня к тебе просьба: уйди завтра из дома с утра.
Утром на усадьбу печеневского старосты въехали три велосипедиста. Они прислонили велосипеды к завалинке и вошли в дом.
Окна были закрыты, и никто не видел, чем угощал своих гостей дядя Родион. Видимо, немцы остались довольны угощением, потому что вышли они из дома, весело смеясь. Но, когда они осмотрели свои велосипеды, веселье улетучилось, как дым. Кто-то проколол шины. Поездка в лес сорвалась.
Немцы кричали, что надо повесить старосту, который прячет на своей усадьбе партизан. Перепуганный староста клялся и божился, что никого он не прячет, на его усадьбе не живут партизаны. Шины порезал чужой человек.
Обыскали дом, заглянули и в баньку (там никого не было), обшарили на усадьбе каждый куст.
Следов преступника обнаружить не удалось. Правда, дядя Родион заметил валявшийся па грядке запачканный кровью осколок бутылочного стекла, но на ходу затоптал стекло в землю. Ничего он не видел. Хватит с него неприятностей.
Наконец немцы убрались восвояси, волоча за собою испорченные велосипеды. Тогда дядя Родион подошел к баньке и снова заглянул в окно. В консервной банке отцветал букетик медуницы. Голубая ленточка валялась на полу, но хозяйки ленточки не было видно. Куда же девалась негодная девчонка?
Вдруг под крышей что-то заскрипело. Приоткрылось окошко крохотного чердака, и на землю упали тапочки. Дядя Родион спрятался за угол.
Он слышал, как по бревнам шуршали босые ноги. Кто-то спускался по стене. Кто-то спрыгнул на землю. Быстрые шаги — и вот из-за угла показалась Лара. Ее правая рука была обмотана косынкой.
Увидев дядю, Лара слабо вскрикнула. Первым ее движением было спрятать раненую руку за спину, но в ту же секунду девочка передумала. Пусть дядя видит, что она его не боится.
— Чем же ты руку порезала? — ехидно спросил дядя Родион. — Уж не тем ли стеклом, которым шины прокалывала? А?
Девочка молчала. «Да, это я сделала, — говорили ее блестящие бесстрашные глаза. — И еще сделаю. Попробуй донеси».
— Ты что, в могилу хочешь меня пихнуть? — прошипел дядя Родион. — Диверсию на моей усадьбе устраиваешь? Ну погоди! Я упрячу тебя так далеко, что ты меня не достанешь!
И через несколько дней на деревенской сходке прочитали фамилии девушек, обязанных явиться в лагерь в Пустошку. Из этого лагеря молодежь отправляли в Германию. В списке значились «Рая и Фрося. Но самой младшей в списке была Лариса Михеенко, четырнадцати лет. Об этом позаботился дядя Родион.
В последний вечер бабушка не отпускала Лару от себя. Она то гладила Ларины волосы, то брала ее руку и крепко-крепко держала. Будто боялась, что, если она выпустит руку девочки, Лару сейчас же уведут.
— Посиди со мной, дай в последний раз на тебя погляжу. Что придумали ироды. Детей угоняют в неволю! Босых, голодных... На дорогу нечего собрать...
— Мне ничего не нужно.
— Это почему? Ты что-то задумала, милок?
— Ничего не задумала. Просто Фросина мама сказала, что соберет и на Фросю, и на меня.
Первый раз в жизни Лара солгала бабушке. Между подружками все уже было решено. Они не могут быть рабами фашистов, они убегут в язненскне леса и постараются разыскать партизанский отряд, в который ушел Фросин брат Петя.
Сбор ночью в доме у Кондруненко. Лара обещала прийти сразу же, как только бабушка уснет.
Но бабушка в этот вечер долго не засыпала. Ома нагибалась и все что-то шептала, шептала.
Бабушка молилась, а девочке казалось, что не бабушка это шепчет, а травы шелестят.
Раньше Лара ходила с бабушкой в лес и на луг. Бабушка каждую травку знала по имени, о каждой могла рассказать.
— Это череда; она от золотухи избавит, а чина — от кашля. Тысячелистник кровь останавливает, донник в груди мягчит.
Луг смотрел на девочку тысячью цветов, словно тысячью глаз. И Лара думала: какая богатая и красивая ее родная земля! Но пришли враги и потоптали бабушкины травы, потоптали жизнь...
Кончив молиться, бабушка еще долго ворочалась на лавке; по временам она окликала Лару:
— Ты здесь, лапушка?
— Здесь, бабушка, с тобой.
Но вот дыхание бабушки стало спокойным и ровным, она уснула. Тогда девочка встала со скамьи. В темноте нельзя было различить лицо спящей. Только смутно белел платок, которым бабушка на ночь повязывала голову. Ему-то и покивала девочка.
— Бабуля, моя дорогая, прощай!
Всю ночь шли три девочки, то лесом, то полем, то болотом. Деревни они обходили с подветренной стороны, чтоб их не почуяли собаки.
Стало рассветать. Беглянки снова свернули в лес. Теперь можно было отдохнуть. Девочки постелили у корней березы жакетки и легли на землю все рядышком.
Земля была еще по-ночному холодная, но вершина березы светилась золотом. И на золотой ветке пела птица, встречая новую зарю.
Ординарец Андрей разыскал заместителя командира бригады по разведке — Котлярова — в избе разведчиков.