Повзрослела и стала опытней Зина Портнова. И комитет доверил ей сложное и опасное дело.
Неподалеку от Оболи, в поселке торфозавода, расположилась офицерская школа. Сюда съезжались на переподготовку из-под Ленинграда, Смоленска, Орла и Новгорода артиллеристы и танкисты фашистской армии. В Оболи от них просто не стало житья. Увешанные железными крестами и медалями, гитлеровцы были уверены, что им все дозволено: насилие, разбой, грабеж.
Юные подпольщики задумали «наградить» фашистских офицеров, отличившихся в обстрелах населения блокированного Ленинграда, новыми крестами, только не железными, которыми награждал Гитлер, а другими... березовыми.
Зину устроили на работу в офицерскую столовую.
Поздно вечером Зина сказала тете Ирине, вернувшейся с работы, — она служила официанткой в офицерской столовой:
— А у меня есть новость.
— Весточка из Ленинграда?
— Нет, другое. Завтра выхожу на работу.
— Куда?
— На офицерскую кухню. — И, помедлив, добавила: — Есть задание...
— А что ты будешь делать?
— Все, что прикажут: чистить картошку, мыть посуду. Буду вместе с тобой...
— Пожалуй, не совсем вместе, — поправила ее Ирина Исааковна. — Я обслуживаю клиентов в зале... — Она беспокойным взглядом окинула Зину. — Об одном тебя прошу: будь осторожна! Ничего не делай без моего ведома.
— Не бойся, тетя! Я ведь не маленькая. Понимаю...
Утром она пошла вместе с тетей на работу.
Под чистку картофеля было отведено отдельное помещение, без окон. Десять часов девушки сидели здесь не разгибая спины. Им даже не разрешали громко разговаривать. Стоило кому-нибудь чуть повысить голос, как сразу раздавался окрик:
— Молчать!
Первое время Зина приходила домой совершенно обессиленная, едва добиралась до кровати. Шли недели — и девочка начала привыкать. Ей казалось, что спина уже не так ноет, как раньше, да и руки стали проворнее.
Немцам понравилась маленькая русская девушка с косичками. «Дизе клейне руссише медхен ист гут», — говорили они про Зину. Ей одной разрешали вход на кухню. Она носила сюда воду, дрова.
Зина готова была тащить на кухню все что угодно, лишь бы оказаться поближе к пищевым котлам...
В день диверсии Зина заменяла заболевшую судомойку. Это облегчило ей доступ к котлам с пищей, но шеф-повар и его помощник зорко за ней присматривали. Зине даже показалось, что они догадываются о ее намерениях и потому торчат все время на кухне.
Девушка волновалась и старалась не смотреть в сторону, где стояли двое жирных, отъевшихся на русских хлебах фашистов.
До завтрака сделать ничего не удалось. Зина с нетерпением ждала, когда начнется закладка в котлы продуктов на обед, — повара отвлекутся.
Официантки накрывали столы к обеду, расставляли цветы, раскладывали на столах приборы. Несколько раз к Зине подходили за чистыми тарелками ее двоюродная сестра Нина Давыдова и тетя Ира. По грустному лицу Зины они поняли, что дело плохо. Задание может сорваться. Надо ее выручать. Но как? Вызвать главного в зал — наиболее верный способ. Надо только придумать повод.
Начался обед.
Зина видела, как быстро заполнялась столовая. Офицеры занимали места за столиками. Официантки бегали на кухню и обратно, то и дело подбрасывая в окошко грязную посуду. Проворными руками девушка обмывала тарелки горячей водой, ополаскивала холодной и ставила ребром на полку сушиться.
За одним из столиков неожиданно поднялся шум. Очкастый офицер с прыщеватым лицом громко выговаривал Нине Давыдовой, что плохо поджарены котлеты.
— А при чем я тут? — со слезами в голосе спрашивала официантка. — За пищу, пан обер-лейтенант, отвечает главный повар.
Лицо Нины густо покраснело. Она неловко вертела на кофточке пуговицу, отстегивая и застегивая ее. Глаза горели недобрым огнем.
— Позови его сюда! — потребовал офицер.
Ноги Нины еще никогда не бегали так быстро, как сейчас. Каких-нибудь несколько мгновений — и шеф-повар предстал перед возмущенным обер-лейтенантом.
Зина осталась наедине с помощником главного, мешковатым и малоподвижным ефрейтором Кранке, готовившим вторые блюда. Пока он вертелся у плиты, где жарились котлеты, ей удалось незаметно приблизиться вплотную к котлу с супом.
— Эй, судомойка! Тарелки! — услышала она за своей спиной осипший голос Кранке.
На секунду у нее как будто отнялись ноги и она чуть не упала.
От котла Зина отошла разбитая, ослабевшая, думая только об одном, как бы не свалиться.
Диверсия стоила гитлеровцам более ста жизней офицеров и солдат.
У фашистов не было прямых улик против Зины. Боясь ответственности, шеф-повар и его помощник утверждали в один голос, что они и близко не подпускали к пищевым котлам девочку, заменявшую судомойку. На всякий случай, они заставили ее попробовать отравленный суп. «Если откажется, — решили повара, — значит, она знает, что пища отравлена».
Но Зина сообразила, чего от нее добиваются. Она как ни в чем не бывало взяла из рук шеф-повара ложку и спокойно зачерпнула суп.
— Медхен, капут... капут!.. — воскликнул помощник повара Кранке.
Зина не выдала себя и сделала небольшой глоток. Вскоре она ощутила подташнивание и общую слабость.
— Гут, гут, — одобрил ее поведение шеф-повар, похлопав по плечу. — Марш нах хаузе...
С трудом Зина добралась до деревни Зуи. Выпила у бабушки литра два сыворотки. Немного стало легче. Здесь она и заночевала.
А спустя два дня, узнав, что на Зину есть донос, комитет переправил ее ночью с младшей сестренкой в партизанский отряд.
Зина стала разведчицей. Она участвовала в боях против карателей и в разгроме вражеских гарнизонов в Улле и Леоново. Девушка отлично стреляла из трофейного оружия, захваченного у немцев.
Она бывала в Оболи, передавала комитету юных мстителей задания партизан, тол, мины, листовки, собирала разведывательные данные о численности и расположении частей гарнизона.
Юные подпольщики Оболи взрослели в борьбе во вражеском тылу. Около двух лет они вели мужественную борьбу против оккупантов: пускали под откос воинские эшелоны, взрывали заводы, электростанции, водокачки.
Долго и тщетно гестаповцы старались напасть на след юных мстителей. Наконец им удалось воспользоваться подлыми услугами провокатора. Бывший ученик Обольской школы Михаил Гречухин, дезертировавший из Советской Армии, предал часть участников организации. Их расстреляли.
Командование партизанского отряда послало Зину в деревню Мостище, что вблизи Оболи, чтобы установить связь с подпольщиками, оставшимися в живых, но немцы схватили ее, когда она возвращалась обратно.
Зину без конца возили к следователю гестапо — лейтенанту Вернике. Небольшого роста узкоплечий немец разговаривал с ней то тихо, вкрадчиво, то переходил на крикливый тон и грязную ругань.
— Кто тебя послал в Мостище?
— Никто.
— Врешь! — крикнул он на русском языке почти без акцента. — Кто твои товарищи?
Зина молчала.
— Ты мне, свинья, заговоришь. Подойди ближе!
Зина, не трогаясь с места, смотрела на Вернике глазами, полными ярости.
Лейтенант подал знак двум здоровенным солдатам, стоящим рядом с нею. Один из них ударил девушку по лицу. Зина пошатнулась, но не упала.
Солдаты схватили ее под руки и поволокли к столу.
— Слушай, Портнова, — сказал следователь тихо, чуть приподнявшись из-за стола. — Чего ты молчишь? Ведь ты не коммунистка, я уверен, и не комсомолка.
— Ошиблись, господин палач. Я была пионеркой. Сейчас — комсомолка. — Зина гордо выпрямилась. Она не могла сказать иначе.
Лицо лейтенанта передернулось, ноздри побелели. Вскочив со стула, он размахнулся и ударил Портнову кулаком в грудь. Девушка отлетела назад, ударилась головой о степу. Маленькая, худенькая, она тут же поднялась, и, снова выпрямившись, стояла перед своими мучителями. Тонкими струйками текла по лицу кровь.