У Галима вдруг вспыхнули скулы.
— Это двойник того самого салам-турхана, что с некоторого времени зачастил в ваш дом.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Муниры.
— А ты что же, следишь за Кашифом? — спросила она.
Галим видел, как задрожали у нее уголки губ и крылья тонкого прямого носа, но он шел напрямик:
— Нет, конечно. Просто я видел, что он опередил меня в тот вечер, когда ты попросила меня помочь по математике. Ты стояла у окна с книжкой в руках и потом пошла ему навстречу…
Огонек недовольства в карих глазах Муниры смягчился.
— Значит, ты все-таки приходил тогда?
И Мунира кончиками пальцев едва коснулась его руки, но Галиму мгновенно передалась искренность этого движения.
— Приходил, — сказал он, потупив глаза.
— Почему же не зашел? А я ждала, ждала тебя.
— Так ведь к тебе Кашиф…
— А что Кашиф? Я его не звала и не сочла бы невежливым сказать, что он мешает нам работать.
В словах и в голосе Муниры прозвучала такая милая естественность, что обиды у Галима как не бывало. Легко и весело полились слова, захотелось движения, и он предложил Мунире вернуться трамваем в город, — там они покатаются на лодке по Кабану.
Трамвай мчался по пригороду Казани со смешным названием Бишбалта, что означает «пять топоров», потом по дамбе, которая соединяет слободу с городом. По обе стороны дамбы плескалась чистая волжская вода, проникшая сюда из реки Казанки.
Сойдя с трамвая, Галим и Мунира пошли вдоль Булака, широкого канала, прорытого еще в петровские времена, и наконец добрались до берега озера Кабан, где на цепи качалась лодка. Галим засвистел. Мгновенно откуда-то — Мунире показалось, из подворотни — вынырнул мальчик с бритой головой.
— Мухтар, вынеси весла, — сказал ему Галим.
Мальчик исчез. Не прошло и минуты, как он появился с двумя самодельными веслами на плечах.
— Смотри, греби осторожно, я сегодня что-то боюсь воды, — сказала Мунира.
Галим обнадеживающе улыбнулся.
Мухтар оттолкнул лодку от берега. Галим сильными взмахами погнал ее на середину озера, полного в эту пору вешней воды из Казанки и Булака.
Мунира не бралась за руль. Она опустила руку за борт, полощась пальцами в воде, как это любят делать дети. Огромное озеро меняло на глазах свою окраску — убывали голубовато-розовые тона заката, на них плотно ложился холодный графит, а другая половина Кабана уже отливала тусклым свинцом.
Подгоняемые весенним ветром, неторопливо плыли облачка.
Галим повернул лодку, и перед Мунирой раскинулась верхняя часть Казани. Она как бы состояла из двух ярусов. Первый ярус начинался от самого берега озера, а второй, — за улицами Свердлова и Баумана и поднимался по склону все выше и выше. Новый, еще в лесах, финансово-экономический институт на горном выступе как будто висел над городом. Левее виднелись окна верхних этажей университета, в двери которого когда-то юным студентом входил великий Ленин. Еще левее, над крышами многочисленных домов, высились древние башни кремля.
С детства знакомый пейзаж родного города! Но в этот тихий и прозрачный весенний вечер Казань была похожа на далекий южный город, мирно покоящийся у синего моря.
— Я заметила, что, когда живешь в городе изо дня в день, — негромко заговорила Мунира, — перестаешь замечать его красоту. Мне иногда кажется, что красивые города где-то далеко, на солнечном юге, там, где я не бывала. Неужели, Галим, со стороны можно сильнее почувствовать красоту Казани?
— Я этого не думаю. Мне кажется… воспринять красоту… — Галим на секунду запнулся, — словом, дело не в том, откуда смотреть, а в том, чтобы у человека была любовь к красоте.
— Да, да, говоря философски, — слегка передразнила его лекторский тон Мунира и неудержимо рассмеялась.
— Напрасно ты иронизируешь… — начал было он.
— Ну, не сердись…
— Больше не спорю, не спорю, Мунира.
У Ботанического сада лодка поплыла под узкими устоями моста.
— Как бы не перевернуться, — опасливо посмотрела на быстрину Мунира.
А Галим будто нарочно все сильнее налегал на весла. Но и это не дало исхода бурлящей в нем радости. Тогда он запел, подражая модному тенору:
Возвращались уже в темноте. Откуда-то с берега доносились звуки гармоники. На Кабане мерцала лунная дорожка, Галим держал по ней лодку.