Отметив красным карандашом, то что его особенно заинтересовало в статьях и заметках, он обернулся к жене:
— Как Галим сдал математику, не спрашивала?
— Говорит, на «отлично».
— Ну, это ты по телефону уже говорила. Мне интересно, не было ли каких неожиданностей. На экзаменах такие вещи случаются. Однажды я сам попал в неловкое положение. Собрались мы, значит, на заключительную беседу по истории партии. Руководитель кружка ставит вопрос о Временном правительстве. А я хоть и сам участвовал в — свержении правительства Керенского, а как спросили меня в упор да вроде как на экзамене — и растерялся спервоначалу. После, конечно, собрался с мыслями. А вот до сих пор не могу забыть, как тогда мне было неприятно.
— Пуганая утка задом в озеро пятится[15], — улыбнулась Саджида-апа.
Из комнаты Галима послышались тихие звуки мандалины.
Рахим-абзы насторожился.
— Утомился, верно, отдыхает… — Саджида-апа поставила на стол тарелку токмача[16]. — Ведь с полудня сидит, не вставая с места.
— Ничего, пусть трудится. Что усвоил в молодости — высечено на камне, что в старости усвоил — написано на льду.
Перед сном Рахим-абзы зашел к Галиму.
— Как дела, сынок? — спросил он, поглаживая морщины на лице.
Рахим-абзы отметил про себя, что за эти недели легкий румянец сбежал со щек сына, но в его взгляде чувствовалась выдержка, смешанная с задором.
Галим спокойно, без тени прежнего хвастовства рассказал отцу о своих успехах. И эта упорная работа над своим характером понравилась Рахиму-абзы не меньше, чем отличные оценки, полученные Галимом на экзаменах. «Растет, подымается человек», — подумал Рахим-абзы и, довольный сыном, поделился с ним последними заводскими новостями.
— Кто старается, тот и в камень гвоздь забьет, — сказал под конец Рахим-абзы. — Нам вот не пришлось в молодости учиться, как вашему поколению. Нужно ценить это счастье. Ладно, сынок, не буду мешать. Работай, а завтра, как сдашь, позвони мне.
— Обязательно, папа. Спокойной ночи.
Рахим-абзы вышел легким шагом, а Галим все еще стоял у окна и думал, и его не покидало нахлынувшее вдруг чувство, что за этот год отец стал ему еще роднее, дороже, внутренне ближе.
Взгляд его случайно упал на листок бумаги, приклеенный над столом. Против девяти предметов, по которым нужно было сдавать экзамены, стояло «отлично». Не было отметки лишь против «литературы».
По мере того как двигалась работа, перед глазами один за другим вставали герои произведений любимых писателей. Сегодня в своей маленькой комнатке Галим словно запросто беседовал со всеми ними, и они улыбались ему, как доброму знакомому. Как-то они будут вести себя завтра, в экзаменационном зале?
Галим поднялся, распахнул настежь окно. Донесся далекий протяжный гудок паровоза из-за Кабана, из Ново-Татарской слободы, где когда-то любил бродить молодой Горький.
День вступил в борьбу с ночью, все еще пытавшейся удержать за собой половину неба, хотя на другой уже рождалась рассветная заря. Где-то посредине небесного свода, точно древние богатыри в сабантуй, сошлись они мериться силами, схватившись длинными красноузорчатыми полотенцами за пояса. Наконец побежденная темнота отступила, и весь видимый горизонт пропитала нежная утренняя синь.
Галиму уже не хотелось приниматься за работу. Уснуть он тоже не мог. Усиленно работал мозг, и на душе было неспокойно, — будто он в чем-то виноват, будто засунул руки в карманы и стоит в стороне от самого важного.
Мир переживает тревожные дни. Гремят орудия в Западной Европе, американские самолеты в Китае бомбят мирные города. Гудит беспощадное пламя, умирают люди. Все это далеко от родины, занятой созиданием социализма. Но можно ли успокаиваться тем, что это далеко?..
Утром Саджида-апа заглянула было к Галиму, но пожалела будить сына, спавшего — показалось ей — так крепко и безмятежно. Она постояла у его изголовья со скрещенными на груди руками, чуть вздыхая. Потом подошла к широкому окну и подняла шторы. «Пусть его свет разбудит», — подумала она и тихонько пошла из комнаты.
Галим сразу проснулся.
— Который час, мама? — спросил он, торопливо одеваясь.
— Девятый, сынок.
Накинув на загорелые широкие плечи полотенце, он вприпрыжку побежал мыться.
«Ростом уже почти с отца, — залюбовалась Саджида-апа сыном. — Пусть сопутствует ему всю жизнь счастье».