На опушке его подхватили сильные руки, приняли конец шнура, молча хлопнул по спине Сережа: дескать, молодец.
Раздался неясный шум, потом он усилился, и Сережа положил руку на замыкатель. Промчалась дрезина, тарахтя из пулеметов по макушкам елей, стремительно пронеслась, будто удирала от кого-то. Через несколько минут вдали показался прямой столб дыма, превращающийся в черную неподвижную полосу, а после и сам поезд. Он шел на полной скорости, и еще издали Борька разглядел на платформах множество танков.
Он сжался весь, приготовясь к главному, сжались и все разведчики, и в ту минуту, когда паровоз поравнялся с часовым, Сережа резко дернулся.
Борька увидел, как взлетела маленькая фигурка часового, как паровоз вдруг подпрыгнул и залился малиновым светом, как накренился, плавно уходя под насыпь, и за ним послушно пошел весь эшелон. Грохотало и скрипело железо, расцветая белыми огнями, дико кричали солдаты.
— Отходим! — весело крикнул Сережа, и они побежали в глубь леса, оставив одного разведчика, который должен был считать потери.
Они шли шумно, не таясь, немцам было теперь не до них, и все смеялись и говорили что-то возбужденно, и вдруг Сережа схватил Борьку под мышки, и мальчишка полетел вверх, к вершинам елей, освещаемых красными отблесками.
Пулеметную очередь никто не услышал. Дальним молотком протукала она где-то на насыпи, длинная, злая пулеметная очередь, и свинцовая злость ее, слабея, рассыпалась впустую по лесу. И только одна пуля, нелепая пуля, достигла цели…
Борька взлетел вверх еще раз, и его опустили, сразу отвернувшись. В снегу, глотая синий воздух, лежал Сережа, чуть побледневший, без единой царапины. Разведчики, растерявшись, склонились над ним.
Борька растолкал их, снял шапку с головы Сережи. У виска чернело, расплываясь, пятно…
Подбежал, запыхавшись, разведчик, оставленный считать потери немцев. Подбежал веселый, нетерпеливый.
— Семьдесят танков, братцы!
Но его никто не услышал. Он молча снял шапку.
— Сережа… — Борька плакал как маленький, гладя Сережу по голове, и шептал, будто упрашивал его проснуться: — Сережа!.. Сережа!..
Борька смотрел, как вздрагивают тонкие крылья, рассекающие облака, и было горько и радостно у него на сердце. Он не хотел лететь в Москву, ни за что не хотел. Но Батя на прощание сказал:
— Ты все-таки слетай. Война от тебя не уйдет, не бойся, а орден получи. Получи его и за себя, и за Сережу…
Москва оказалась совсем не такой, какой ее Борька раньше видел на картинках. Не золотели купола на кремлевских соборах, не было на улице толпищ людских. Народ все больше военный, торопливый.
С аэродрома повезли Борьку в гостиницу. Когда зашли в нее, Борька оробел. Вокруг всё майоры да полковники, сапоги блестят, медали во всю грудь позвякивают, а он, мальчишка какой-то с зеленым Сережиным мешком, где паек.
В Кремле его вместе с группой притихших военных провели в зал. Борька сидел и глазел по сторонам. Наконец все сели, успокоились, и тут Борька увидел. Он даже сам себе не поверил сначала… Да, там, впереди, у стола с маленькими коробочками, стоял Михаил Иванович Калинин… Он постоял, глядя сквозь очки на людей, добрый, бородатый, совсем как на картинках, и назвал чью-то фамилию.
Борька от волнения фамилию прослушал, хлопал дольше всех, потому что человеку этому, высокому майору в форме летчика, Калинин вручил Золотую Звезду Героя Советского Союза. Борька хлопал и влюбленно смотрел на летчика.
Борьку назвали по фамилии, имени и отчеству, и юный партизан не сразу понял, что это про него.
— Цариков Борис Андреевич, — повторил Калинин, — награждается орденом Красного Знамени.
Борька вскочил и сказал вдруг из зала по-военному: "Я! "
Все засмеялись, и Калинин засмеялся, а Борька, покраснев до макушки, стал пробираться по своему ряду к проходу. Михаил Иванович протянул Борьке коробочку, пожал руку, как взрослому, и вдруг обнял и поцеловал трижды, по-русски, как целовал Борьку отец, как целовал его до войны дед… Борька хотел уже идти, но Михаил Иванович задержал его за плечо и сказал, обращаясь к залу:
— Поглядите, каков партизан! Вот не зря говорят: мал золотник, да дорог. Взорвал наш Боря вражеский эшелон, семьдесят танков уничтожил! Молодец!
И Борьке захлопали второй раз, как тому герою-летчику, и хлопали долго, пока он, все такой же как рак красный, не прошел сквозь весь зал и не сел на свое место.