Выбрать главу

Про свои подвиги рассказывать не любит. Лишь 9 мая, в День Победы, выступит где-нибудь, да и то рассказывает не о себе, а о боевых друзьях, память которых чтит свято.

Как-то застали друзья Петра Павловича одного. Он вдохновенно играл свою любимую мелодию "На безымянной высоте".

— Что с тобой?

Долго молчал. Потом рассказал. Был в городе. Смотрел кинофильм "Живые и мертвые". Есть там кадр — гитлеровцы расстреливают красноармейцев. Горят от пуль на спинах у наших бойцов телогрейки.

Загрустил в тот день Петр Павлович. Вспомнил тех, кто погиб. Любимого старшину Скрипченко, старшего сержанта Пьянкова… Вспомнил всех, с кем вместе освобождал родную землю, кто всегда, не заботясь о себе, оберегал его.

На следующий день на репетиции оркестр играл только песни Великой Отечественной войны. Матросы старались изо всех сил. Знали: снова память вернула мичмана к прошлому, снова он видел бои, погибших однополчан…

Аркадий ПАЛЬМ

ТАКОЙ ДАЛЕКИЙ РЕЙС…

Георгий Афанасьевич Веретенников — шофер херсонского автопредприятия. Возит хлеб. За баранкой четверть века. Машины, на которых он ездит, всегда как игрушки. На последней "шкоде" проездил четырнадцать лет без капитального ремонта.

Зерно породнило Георгия с людьми. Зерно и прославило: за перевозку хлеба нового урожая награжден шофер орденом Трудового Красного Знамени. Тридцать пять ездок в сутки Георгий делает. Раньше на кабине его машины рисовали звезды. За каждую тысячу тонн — звезда. Потом рисовать перестали. Не хватило места. А на кузовах такие вещи делать не принято.

Рейс Херсон — Одесса. Знойно, душно. Ветер в степи пахнет спелой пшеницей. Что ни поле — бронзовый слиток. У перекрестка прошу свернуть. Георгий чуть наклоняет к рулю лицо: согласен. Он знает, что я хочу привезти его туда, где начинался его самый далекий рейс…

Родился Георгий Веретенников 10 августа 1927 года.

А потом был август, горький от пожаров. Кровавый август сорок первого. Жора пришел в Очаков, к брату моряку. Тот закричал, увидав Жорку: "Беги домой, к маме!" Но куда бежать? Немцы подошли к Очакову. Мальчишка попал в окоп, к пограничникам. Подносил им патроны. Командовал отрядом майор А. П. Изугенев, начальник Очаковской пограничной комендатуры. Спросил:

— Откуда?

— Из Голой Пристани.

— Кто родные?

— Отец — командир Красной Армии, мать — домашняя хозяйка.

Изугенев решил: домой мальчишку отсылать нельзя, там уже немцы. А с отрядом, может, и не пропадет. И приказал:

— Зачислить в отряд!

Лицо Жоры просияло. Он вытащил из кармана синий воротничок с тремя полосками — матрос успел подарить, — повязал под рубашку, да так с ним и не расстался.

Там немцы снова пошли в атаку. Надо было собой прикрывать тех, кто эвакуировался морем, — женщин, раненых…

Пограничников должен был снять военный корабль с Тендровской косы. Идти туда от Вольного порта километров семнадцать. Но как идти? По горло в воде. Мелководье там.

Атаку они отбили — и первую, и седьмую… В поход вышли в три часа утра. Раньше не успели. Провожатым шел местный рыбак.

Ночью на Тендру пришли сторожевые катера. Приказано было пробиваться к Севастополю. Георгий попал в группу разведчиков, которыми командовал младший лейтенант Данилов. Однажды в суматохе ночного боя, который пришлось принять разведчикам, мальчишка потерял из виду товарищей. Потом шел на выстрелы, как по компасу, с отчаянием понимая, что опаздывает к установленному времени. Изредка водил рукой по карману на брюках, где лежал новенький комсомольский билет (несколько дней назад Жору приняли в комсомол).

Октябрь в Крыму красив. Но Жору пейзажи не интересовали. Хотелось есть. Пораскинув умом, решил во что бы то ни стало найти партизан. Они должны здесь быть, должны!

Шел Жора восемь суток. Свалился без сил возле дуба. В полудреме или в бреду вдруг услышал запах хлеба. Качаясь, полез сквозь кусты. Люди, которых Жора увидел на полянке, жарили лепешки. Мальчишка ничего не просил, ни о чем не спрашивал. Зато очень точно отвечал на все вопросы, которые ему задавали. А когда предложили показать на карте путь, которым шел сюда, Жора и это выполнил. И вдруг услышал:

— Немецкий шпион.

Партизан не мог поверить, что пацан, не имевший специальной подготовки, читает карту лучше его. Навалилась усталость. И не было сил рассказать, что карту учил читать отец. Жора подумал, что можно показать комсомольский билет, но вдруг вспомнил — там нет фотографии. Не поверят, скажут — поддельный.