— Ты, Ким, ступай домой. Живо. А я буду встречать состав у поворота.
…Сразу же за городом железная дорога делала крутой поворот. На этом месте составы всегда замедляли ход. Именно здесь, затаившись в кустах возле путей, Василий поджидал эшелон. Он понимал, что идет на большой риск. Но только тут был шанс вскочить на платформу и определить, что находится под сеном.
Одиночество тяготило партизана: случись с ним что — никто не узнает.
Вдруг рядом послышался шорох. Василий, мгновенно повернувшись, выхватил пистолет и замер в изумлении — к нему подползал Ким.
— Дядя Вася, — прошептал мальчик. — Я вспомнил. На станции между пятой и седьмой платформами, кажется, не было часовых. — Ким умоляюще посмотрел и добавил: — Не гони только… Вдруг пригожусь?
Василий искренне обрадовался мальчику — вдвоем веселее. Подмигнул:
— Недаром тебя назвали в честь Коммунистического Интернационала Молодежи. Солидарный ты парень… — И сказал уже серьезно: — Спрячься в кустах метрах в десяти от меня, впереди по ходу поезда. Когда я поднимусь на платформу и начну сено перетаскивать, гляди в оба. Понял?
По гулу рельсов определили, что эшелон подходит. Вот он все ближе и ближе. На повороте, как и предполагали, паровоз замедлил ход. Мимо прошли первые платформы. И тут Василий стремительно выскочил из кустов, ухватился за металлический поручень и, бросив свое сильное тело на платформу, пополз к стогу из тюков прессованного сена.
Через секунду-другую какой-то звук заставил Василия приподнять голову. На мгновение он похолодел — в метре от него стоял здоровенный, обсыпанный сеном гитлеровец. Он настороженно смотрел вниз.
Ким заметил охранника и, отвлекая его внимание на себя, бросился к платформе.
— Дяденька, мне в Жлобин нужно, — плаксиво тянул Ким и, ухватившись за поручень, полез на платформу.
Эти секунды спасли Василия. Он вскочил на ноги и ударил гитлеровца по голове зажатым в руке пистолетом. Охнув, фашист осел.
Переложить в сторону тюки было делом нескольких секунд. Сначала показались траки танка, затем черно-белый крест на борту.
Словно отдышавшись на повороте, поезд снова стал набирать скорость. Первым спрыгнул Ким, затем — Василий.
Уже смеркалось, когда они пришли в дом Баглаев.
— Что так долго? — озабоченно спросил Михаил Григорьевич.
Василий хотел рассказать все по порядку, но, не вытерпев, ошарашил:
— Танки под сеном — вот что. — И торжествующе посмотрел на Седова. — Танки, которые мы… то есть я… — виновато и неумело пытался он оправдаться в том, что взял с собой Кима. Но мальчик, не заметив промаха Василия, подлил масла в огонь:
— А у танка, дядя Саша, сбоку на башне знак.
— Какой еще знак? — насторожился Седов.
Ким при свете лампы огрызком карандаша, как мог, нацарапал череп и кости.
— Неужели "Мертвая голова"? — недоверчиво протянул Седов. — Ну ладно. Разберемся. А вы, герои, марш отдыхать.
— Товарищ полковник, разрешите войти?
Полковник Шерстнев поднял глаза на вошедшего Белова:
— Что у вас?
— Сведения, переданные Ланом, подтвердились. По данным, полученным из других источников, эшелоны с танками следуют через Бобруйск и Жлобин на юго-восток, и далее — в центр России…
Полковник подошел к карте и прикинул на ней путь следования эшелонов. Карандаш в его руке замер на углу красной линии, выступом входившей в немецкую оборону.
Так советское командование получило еще одно подтверждение того, что фашисты стягивают на Курскую дугу большое количество техники, в том числе и танки.
Долговязый жандарм с металлической бляхой на груди, неожиданно выйдя из-за дерева, изучающе поглядывал на подходившего к нему мальчика. Ким внутренне сжался, не ожидая ничего хорошего от встречи с фашистом.
— Дяденька, пропустите. Я в соседнюю деревню, к больной тете, — слезно причитал Ким. — В обход далеко, боязно. А через аэродром — рядом. Меня всегда пускали.
Но жандарм не слушал объяснений. Он жадно вглядывался в корзину с яйцами, которую оборванный мальчуган держал в руке.
— Комм — иди сюда. Их либе яйко и сало, — приговаривал он, торопливо рассовывая съестное по карманам.
Ким в душе радовался — может, забудет обо всем гитлеровец и пропустит его по дороге через аэродром.
Но не успел он сделать и двух шагов, как прозвучало "хальт! " и грубый рывок бросил его на землю.
Серые недобрые глаза фашиста словно сверлили Кима:
— Цурюк!
Ким, понурив голову, поплелся назад к чернеющей окраине Деднова. Он так и не смог выполнить поручение Седова — посмотреть, сколько фашистских самолетов на аэродроме.