Поэтому Эситее, приплывшей с верховий реки, не пришлось долго идти до шатра вождей. Четверо собрались в одном шатре, чтобы узнать, что потребовалось от них женщине в пурпурном плаще с черепами в орнаменте по вороту плаща. Ей в качестве любезности разрешили сесть на плетеную циновку, так же как сидели они сами, не слишком старые, круглолицые мужчины, с выдубленной степными ветрами темной кожей, почти без седины в черных блестящих волосах.
- Я прошу отдать мне моего мужа, захваченного вами вчера, - по дороге к кочевникам Эситея много раз повторила про себя эту фразу.
Это была законная просьба. Она просила не о постороннем человеке, даже не о друге. Просила вернуть самого близкого человека, своего мужа. И она была дикеофорой, одной из тех, кого веками почитали даже в Степи.
Вожди переглядывались и медлили с ответом. Закурили трубку, передавая ее друг другу по кругу. Полуприкрыв черные глаза тяжелыми веками, еле слышно произносили короткие слова, ни на кого, казалось бы, не глядя. Тоже законное поведение. Наверняка они были заместителями тех, кто только вчера ушел в кровавый поход. Тех, кто не вернулся по вине как раз того человека, за которого просила дикеофора. Страшно даже и представить, сколько людей вчера было перебито у крепости дартанаев, сколько утонуло в бушующей воде.
Пола выгоревшего до белизны шатра распахнулась, и на колени перед молчащими как каменные статуи вождями упала Герейна Верриль с золотистыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Женщина небрежно поправила легкий платок на голове.
Сидящая на циновке Эситея вцепилась руками себе в колени. Началось. Кажется, она, волнуясь, слишком громко изложила свою просьбу. Стены шатров были очень тонкими, подслушать оказалось нетрудно.
- Зачем ты пришла, женщина? - неторопливо спросил один из вождей, самый старый.
- Говорить с мудрейшими.
- Говори.
- Вы не забыли, о мудрейшие, что пленника захватили мои люди? - обворожительно улыбаясь, заговорила Герейна на меотийском языке. - Золото, полученное от Иртара, - малая часть того, что вы получите, если поможете ему захватить трон отца.
- Ты уже говорила это, женщина. Ты и те, кто пришел с тобой. Но сыновья Азеала не смогли захватить крепость между гор. Дорога через долину сейчас непроходима ни для кого. Ко времени, когда она станет проходимой, "водную ловушку" снова восстановят. Лучшие наши воины погибли, - один из вождей неторопливо отвечал на меотийском языке. С гортанным акцентом, но вполне понятно.
- Так не отдавай того, по вине которого погибли лучшие дети Азеала, - не вставая с колен, прижав руки к груди, горячо выкрикнула Герейна. - Когда он подчинится мне, он согласится на все. Он пропустит твои племена к границе с Эсфией по пути дартанаев. Ты поддержишь Иртара. Ты поможешь Иртару стать королем Эсфии. Эсфия - самая богатая страна. Ты и твои воины будут достойно вознаграждены.
"Значит младший принц - еще не король, - подумала Эситея, сообразив, в чем именно солгал рыжий палач Дархэллу. - Мятежнику нужна поддержка степных племен, чтобы свергнуть отца. Видимо, без них мятеж будет подавлен, несмотря на магов".
- Но Эр'Солеад, - вслух сказала она, - не король. Не в его власти пропустить кочевников через Меотию.
- Он король, - с торжеством ответила Герейна, глядя на дикеофору ясными голубыми глазами без малейшего сожаления в их бездонной глубине. - Кейстен уже должен был сделать свое дело. Ваш бывший король мертв.
Эситея до боли сцепила пальцы рук, впиваясь себе в кожу ногтями, чтобы не издать ни звука. Это могло быть правдой. Леждин мог опоздать с предупреждением. Ах, Кейстен!
Короля меотийцев вожди кочевников, конечно же, не отпустят. Дальше говорить было бесполезно.
Но у дикеофоры оставался еще один, последний, но самый сильный козырь. Она медленно отстегнула от одного из карманов плаща вощеный свиток, не спеша развернула желтоватую глянцевую ткань.
- Я требую созыва всех вождей у священного камня. И я в своем праве - тихо сказала просительница, показывая тому, кто говорил с Герейной, узелковое письмо. Тот утратил свою невозмутимость на несколько долгих секунд. Глаза заблестели, брови поползли вверх. Соседний вождь попросту выронил трубку из рук.
Узелковое письмо представляло собой толстый шнур, к которому были приделаны несколько нитей, сплетенных между собой в замысловатый узор. Нити черные и белые. Только одна нить пурпурная с левого края. И края обрезанного узора склеены кровью. Клятва на крови, данная дикеофоре в том, что вожди кочевников обязуются выполнить любую ее просьбу в знак благодарности за дарованную им жизнь. Узелковое письмо, врученное матери Эситеи после того, как она вылечила тех, кто так нуждался в ее помощи, что даже похитил дикеофору из Меар.
- Что это за тряпочка? - неосторожно спросила Герейна.
Вождь, понимавший меотийский язык, сверкнул глазами, услышав явное кощунство. Но сдержался. Молча встал. Вслед за ним встали и все остальные. Отказать дикеофоре в такой просьбе они не могли.
Путь к священному камню казался нескончаемым. Вилась вниз и вверх по холмам протоптанная до голой земли тропинка. Из-за шатров вслед идущим вождям и женщине в пурпурном плаще хмуро и неприветливо смотрели женщины и дети. Проклинать служительницу победившего Бога они боялись, но скрывать свою жгучую ненависть не собирались. Их отцы и мужья больше к ним не вернутся, и никто не хотел думать о том, что меотийцы всего лишь защищали собственную землю от захватчиков. Слепо ненавидеть победителей куда проще, чем признать собственную вину.
Камень, к которому привели Эситею, располагался в центре выжженной земли у столба с ярким изображением демона Азеала. Все вожди объединившихся племен, все десять человек встали широким полукругом. За ними молча сгрудились кочевники, те, кто успел узнать о происходящем и прибежать к священному камню.
- Приведите, или принесите сюда моего мужа, - твердым голосом потребовала просительница.
Астина пришлось принести на носилках, хотя он был в сознании и без видимых повреждений. Встретившись с ним взглядом, Эситея чуть было не бросилась к нему, чуть было не разрыдалась в голос. Содрала кожу себе на запястье, чтобы удержаться. Дартанай молча смотрел на жену, и в его глазах, в его плотно сжатых губах Эситея видела отражение тех чувств, которые волновали Пелея Леждина. Его враги получили в ее лице мощное оружие воздействия на его душу. А уступить врагам он не может и не должен. И не уступит.
Местный жрец разжег огонь в выемке на камне под столбом с вырезанным изображением раскрашенного Азеала. Эситея, резко отвернулась от Астина и бросила узелковое письмо с клятвой на крови в огонь.
- Отпустите моего мужа со мной живым и невредимым. Дайте нам коня, телегу с нарезанным тростником, чтобы мне довезти моего мужа невредимым до ближайшего постоялого двора на тракте дартанаев, - быстро и громко произнесла она затверженные наизусть слова на языке Степи. - И верните ему меч.
Плетенье догорело и рассыпалось пеплом. Она успела все сказать.
- Твои слова услышаны и будут выполнены, - бесстрастно произнес седой, очень высокий вождь, бывший главным из них.
Общий протестующий крик почти заглушил его слова. Где-то совсем рядом прозвучал тихий стон Герейны. Несколько человек ругались на меотийском, а кто-то откровенно на эсфийском. Заголосили, протестуя, степнячки. Эситея снова посмотрела в синие, потемневшие от напряжения глаза Астина, неотрывно смотревшего на нее. Он не понимал языка кочевников.
"Потерпи еще немного, мой милый".
Кочевники не могли нарушить ту клятву, которой они поклялись ее матери. Потому что, если можно нарушить эту, то значит нарушить можно любую. И как же тогда будет существовать их мир, в котором все держится на клятвах разной степени важности? Можно, конечно, попробовать отыскать лазейку в словах просьбы, но дикеофора надеялась, что предусмотрела все.