Седой вождь обернулся, с гневом оглядывая тех, кто стоял вокруг. Крики возмущения сразу затихли. Даже те двое из вождей, кто тоже неодобрительно перешептывались, замолчали и опустили глаза.
- Пленник будет отпущен во исполнение клятвы, - властно и уже на меотийском языке повторил вождь. Астин, поняв, что произошло, отвел глаза от жены. Ему как раз принесли его меч.
Уже помогая освобожденному мужу перебраться в телегу, устланную свежим тростником, Эситея заметила и лжеаптекаря и двух его помощников, и несколько знакомых ей людей Вателла, включая Колбасника, державшихся поодаль.
"Все они здесь. Но Астина я увожу".
Лошаденка бодро потрусила вперед с одного невысокого холма на другой по заезженной до голой земли дороге. Сгоревшая на солнце трава бурым ковром расстилалась до самого горизонта. Астин почему-то постоянно впадал в беспамятство и тогда начинал стонать при каждом толчке телеги. Когда он приходил в себя, то не стонал. Молча лежал, стиснув зубы. Эситея осторожно поила его из фляги с водой, обмененной на уцелевший золотой браслет в последний момент у кого-то из кочевников, добавляя в воду укрепляющую настойку. Хорошо бы было чем-то покормить больного, но у голодных степняков еду в год засухи было не достать.
- Что с тобой? - тихо прошептала она, обнимая мужа и прижимая его голову и плечи к себе, чтобы его не так трясло на ухабах. Для этого пришлось отпустить поводья, но лошадь на ровном участке дороги везла телегу без понуканий и подстегиваний. - Я не нашла на теле серьезных повреждений.
Астин лежал, закрыв глаза, небритый, осунувшийся, замученный.
- Почему тебе так плохо?
- А ты думаешь, так легко захватить в плен дартаная? - неожиданно резко ответил он, открывая свои невероятные синие глаза. - Нужно подойти сзади и сильно ударить по голове. И потом меня волокли не очень-то бережно.
- А потом не кормили и не поили, - тихо добавила Эситея, чувствуя, что по щекам сами собой катятся слезы. - Но потерпи еще немного. Все уже позади.
- Ты думаешь? - он, забыв о собственной боли, с жалостью смотрел на склонившуюся над ним жену. - Ты вправду думаешь, что они нас выпустят?!
- Да. Кочевники не могут нарушить своей клятвы на крови. Их мир погибнет в хаосе и неразберихе, если они станут нарушать такие клятвы.
- Значит, их мир погибнет. Но после нас, - жалость в синих глазах смешалась с нежностью. - Я не осуждаю тебя, любимая, за то, что ты безрассудно последовала за мной. Это поступок настоящей дартанайки.
- Это поступок любящей меотийки.
- Эссиль, ты в первый раз говоришь мне о том, что ты меня любишь. Я все же дождался твоего признания, - полулежащий на коленях у жены Астин оперся на руку, сел, притянул ее к себе и бережно поцеловал. - Жаль, что так поздно, - добавил он, отстранившись, но продолжая глядеть ей в глаза. - Слышишь, как дрожит земля? Нас догоняют. Останови телегу.
Эситея развернулась и дернула за поводья. Лошадь встала. Из-за холма показались быстро настигающие их всадники. Заметив телегу, они разделились на два потока. Один забрал вправо, другой - влево.
- Берут в кольцо. Эссиль, милая, они будут убивать только тебя. Я им нужен живым. Но я уйду сразу вслед за тобой по своей воле, только пусть они пойдут поближе. Хотя бы нескольких прикончу напоследок, - и он пододвинулся, собираясь закрыть ее своим телом.
- Я не хочу умирать, как крыса в траве, - возмутилась Эситея, упираясь рукой в высокий борт телеги, чтобы встать.
- Твое право, - признал Астин, собираясь с силами и вставая в свою очередь. Сначала на колени, потом в полный рост.
Он встал у нее за спиной, почти вплотную. Всадники окружили телегу широким кольцом. Все они были здесь. И Герейна, и ее приспешники, и лжеаптекарь, и те два вождя помоложе, которые не одобрили поведение седого вождя, отдавшего пленника дикеофоре. Все они снова встретились. И время остановилось.
Удовлетворение в голубых глазах Герейны Верриль. Плотоядная усмешка на губах рыжего лжеаптекаря. Холодная ненависть в глазах незнакомого темноволосого человека, кажется, тоже мага. И стрелы, вибрирующие на тетивах луков, готовые слететь в любое мгновение. Наверняка отравленные стрелы.
Астин за ее спиной стремительно делает шаг вправо, освобождая себе место для замаха, и выхватывает меч. Дартанай успеет убить их обоих еще до того, как спущенные стрелы достигнут цели. Хотя бы и отравленные стрелы.
Его свободная рука на ее талии. В последний раз. Очень хочется в эти последние мгновения прижаться к мужу и замереть.
Но, подчиняясь внутреннему голосу, дикеофора подносит руку к фибуле, скрепляющей ее плащ, и верхняя ее, чуть выпуклая часть, тяжело падает ей в ладонь, черненым черепом вниз.
Герейна протягивает руки вперед. Ее губы шевелятся. Читает заклинание. Наверняка, пытается обездвижить Астина. Мертвый он ей не нужен.
Проявляется ранее невидимый орнамент на рукавах плаща дикеофоры. Черная магия. Не срабатывает. Знай наших!
Эситея пальцами левой руки сдвигает тонкие кольца недавней фибулы, превращая ее в серебристый сосуд, и воздевает обе руки ладонями вверх к небу. На ладони одной руки теперь сверкает и переливается, точно наполненная холодным огнем серебряная чаша. Пурпурный плащ дикеофоры треплет ветер.
Дикеофора с воздетыми к небу руками, с чашей небесного гнева в одной из них, призывающая возмездие на клятвопреступников. Всем кочевникам известный жест. То, до чего дикеофору лучше не доводить.
Ропот колеблющихся степняков. Они все поняли. Мгновения тишины. Герейна оборачивается к одному из вождей. Тот выбрасывает руку в жесте приказа.
"Стрелять!"
Ну что же вы выбрали.
Чаша переворачивается и падает с ладони. Символ переполнившего ее Небесного гнева. Дикеофора, не глядя на падающий сосуд, откидывает голову, глядя в небо. В последний раз.
Стрелы срываются с луков. Астин делает широкий быстрый взмах мечом.
Но воздух вокруг внезапно превращается в кольцо лилового, слепящего пламени.
Астин в последнюю долю мгновения поворачивает клинок плашмя.
- Напрасно. Разве можно стоять в кольце пламени и не сгореть? - подумала Эситея, замертво падая на руки своего мужа.
- Ты, Бог, которому служит моя жена, обращаюсь к Тебе и обещаю, что если она останется жива, то я сделаю все возможное и невозможное, чтобы восстановить Твой разрушенный храм на этом берегу Великой реки. Клянусь.
Так звучали первые слова, которые Эситея услышала, выходя из забытья. После тихих слов, произнесенных ее мужем хрипло, но твердо, послышался щелчок меча, возвращаемого в ножны. Она открыла глаза и обнаружила себя лежащей на скамье, на нескольких шерстяных одеялах. Наверху определенно были доски потолка.
"Где это мы?"
Над ней склонился Астин, измученный, но уже побрившийся. Взял за руку, сглотнул и молчал, глядя ей в глаза.
- А ты разве можешь ходить? - удивилась Эситея.
- Э-э-э... в том месте, где сгорели все кочевники совместно с эсфийцами, воздух был удивительно бодрящим, - он бросил взгляд куда-то в сторону и тяжело опустился на скамью с лежащей там без сил женой.
- Все сгорели?
- Даже черепов не осталось, - он снова бросил взгляд в сторону. Эситея не выдержала и чуть приподнялась, чтобы посмотреть, куда это он бросает взгляды. Там лежал ее плащ дикеофоры, аккуратно свернутый. На месте фибулы оставался теперь только небольшой серебристый кругляшек.
- Да. Череп на твоей фибуле - это еще милосердие, оказывается. Хорошо, что ты ничего не увидела, - он криво усмехнулся, поднес ее безвольную ладонь к губам. - Как долго ты будешь приходить в себя?
- Не знаю. До сих пор неизвестны случаи, чтобы дикеофоры переживали призыв Небесного огня. Это крайняя мера.
- Но ты выживешь.
- Да.
Астин, не выпуская ее руки, наклонился к губам.
- У тебя ледяные губы. И пальцы, кстати, тоже.
- А где мы?
- На нашем постоялом дворе. Ждем нормальную повозку с хорошими рессорами и крытым верхом, чтобы доехать до Нового города. Верхом на коне ни ты, ни я туда не доедем. Придется вот так жалостно перемещаться.