Возле той вырубки, которую я упомянул и где мы, я, Чарльз и Али[25], сначала жили в нанятой хижине с верандой, лес был изреженный. Охотиться за насекомыми было легко. Вдоль опушки постоянно носились крупные сине-черные, фиолетовые, желтые парусники разных видов. Но переловив их довольно много, мы решили забраться подальше в глушь. И несколько дней прожили в совершенно глухом девственном лесу, на горе, собирая наземных моллюсков, бабочек, папоротники и орхидеи. Только на этой горе, Генри, я собрал сорок видов одних папоротников! Столько нет их во всей Европе! А орхидеи! В болотах здесь растут великолепные целогины, на старых деревьях и упавших стволах громадные ванды! Целые россыпи и каскады плетей, покрытых пестрыми цветами!
А ночами, особенно в дождливую погоду, на веранде ловили бабочек на свет. Меня всегда удивляло, как в ненастные ночи так обильно могли лететь насекомые на свет? Бывало, что в ясную ночь я добывал две-три бабочки. А в пасмурную и дождливую — сотни! Такой закономерности до сих пор не могу понять.
На вершинах же гор на Борнео, как и на Яве, выше 3–5 тысяч футов растут совсем не тропические леса. Здесь, Генри, я с удивлением обнаружил обыкновенную малину, правда, совсем невкусную, ежевику и травянистые растения, вроде тысячелистника, и разный мелкий злаковник, будто попал в наши Европейские горы. Это было чудно: за тысячи миль от Англии за океаном, морями и экватором видеть пейзаж, чем-то подобный месту, где мы с тобой отдыхаем. Да, друг мой, — сказал Рассел, с кряхтеньем поднимаясь на ноги. — Земля у нас одна. И я боюсь, что в отдаленном будущем мы превратим ее пусть в возделанную, но все-таки безотрадную пустыню.
Бабочки морфо
В моей большой коллекции тропических чешуекрылых бабочки рода морфо[26] занимают второе место после парусников. Впрочем, почему второе? Может быть, как раз первое, ибо я собрал сорок три вида морфо за восемь лет жизни на Амазонке, ее притоках и верховьях. Кажется, это предел человеческих возможностей, потому что большинство бабочек собрано парами, так как морфо имеют особенность сильно отличаться по половому признаку не только величиной, но и окраской. У великолепной огромной морфо Елена, — может быть, прекраснейшей из всех морфид, — самец небесно-голубой и блестящий, как новый шелк-атлас, а самка, превосходящая его раза в полтора, оранжево-желтая с черными краями верхних и нижних крыльев, напоминает гигантскую шафранную желтушку наших английских лугов, желтушку, увеличенную раз в десять! У голубого, будто полированная сталь, блестящего морфо Адонис, самка гораздо более крупная благородно-коричневая с тройной белой перевязью по обоим крыльям. Она также напоминает английских бабочек, но на этот раз нимфалид-ленточников или самок бабочки переливницы. Переливницы-самцы, кстати, и дают отдаленное представление о бразильских морфо. То, что морфо — нимфалиды, не вызывает сомнений, но какие это нимфалиды! Сверкающие, словно голубые молнии, они блещут иногда в верхушках деревьев на страшной высоте крон тропического леса. Редко-редко, чаще на рассвете или к вечеру можно видеть опускающуюся или летящую на средней высоте морфиду, но и тогда она за пределами возможностей сачка энтомолога. В нижние ярусы леса они опускаются только к ручьям, реке или чем-то особо заинтересованные, о чем я скажу дальше. Чувство восторга, которое вызывает парящая и порхающая бабочка-морфо, сравнимо лишь с каким-нибудь выдающимся парусником, и, наверное, лишь азиатские орнитоптеры превосходят их по всем статьям: величине, блеску крыльев, переливом фиолетового, черного и зеленого с золотом.
26
Теперь семейство морфовые — Morphidae, ранее относившееся к нимфалидам. Свыше 80 видов.