Я говорил ему всякие слова, пытаясь как-то утешить, а он мне в ответ сказал только одно:
— Если бы только я мог все забыть! И то, каким он был когда-то!
Потом он понемногу взял себя в руки, и я ушел, не дожидаясь Галвена. Я сказал «не дожидаясь» — на самом же деле я просто сбежал. Мне хотелось поскорее выбраться из тени этих деревьев. Всю обратную дорогу я подгонял своего пони, был счастлив, что дорога пустынна и вся просторная долина залита лунным светом. В дом я влетел, задыхаясь и дрожа, и… обнаружил там Галвена Илескара, который в одиночестве стоял у камина.
— Где моя сестра? — заорал я. Он изумленно и растерянно уставился на меня, потом, заикаясь, пробормотал:
— Наверху.
Я бросился наверх, прыгая через четыре ступеньки. Она действительно оказалась там — сидела в своей комнате на кровати, среди всяких шарфиков, лоскутков, обрезков и прочего хлама, который никогда не разбирала, и плакала.
— Жиль, — воскликнула она с таким же, как у Галвена, изумленным и растерянным видом, — что случилось?
— Ничего… Не знаю, о чем ты, — и я попятился из комнаты, хотя бедная девочка была перепугана до смерти. Однако она осталась ждать наверху, а я спустился к Галвену; знаете, они ведь специально это устроили, согласно тогдашним обычаям, мужчинам предоставлялась возможность самим все обсудить и найти решение.
Галвен задал мне тот же вопрос: «Что случилось, Жиль?», а что я мог ему ответить? Ну вот, он стоял передо мной и напряженно ждал, красивый, храбрый мужчина с ясными глазами, мой друг, готовый сообщить, что любит мою сестру, что подыскал себе работу, что будет верен своей будущей жене всю жизнь. А я, по всей видимости, должен был сказать в ответ: «Да нет, Галвен Илескар, кое-что мне тут не совсем ясно!», и рассказать ему, что именно неясно? Ох, действительно что-то тут было неясно, но только далеко, в темных глубинах прошлого, а не в тех поступках, которые он совершил потом. Неужели мне нужно было влезать во все это?
— Галвен, — сказал я, — Пома говорила со мной. Я просто не знаю, что и ответить. Я не могу запретить вам пожениться, но я не могу и… не могу… — И все. Слова застряли у меня в горле; слезы Мартина слепили меня.
— Ничто не сможет заставить меня причинить ей боль, — проговорил он очень спокойно и тихо, словно давая обет. Не знаю, понял ли он меня; не знаю, действительно ли, как то представлял себе Мартин, Галвен не ведал о том, что совершил. В общем-то, это не имело особого значения. Боль и вина за совершенное преступление остались в нем с тех пор навсегда. Это он понимал, понимал отлично и терпел свою боль без жалоб.
Ну что ж, это был еще не конец, хотя тут-то все и должно было бы кончиться. Однако то, что способен был терпеть он, я вытерпеть не сумел и в конце концов, подавляя в себе чувство жалости и сострадания, передал Поме рассказ Мартина. Я не мог позволить ей беззащитной зайти в самую чащу леса. Она выслушала меня, и я, еще не закончив говорить, понял, что потерял ее. Нет, она, разумеется, мне поверила. Да поможет ей Господь — по-моему, она уже все знала и раньше! Знала не то чтобы сами факты, но догадалась об истинном положении вещей. Однако мой рассказ заставил ее сделать выбор, принять чью-то сторону. И она этот выбор сделала. Сказала, что останется с Илескаром. В октябре они поженились.
Доктор прокашлялся и долго смотрел в огонь, не замечая нетерпения своего молодого собеседника.
— Ну и? — взорвался тот наконец, как шутиха. — Что же случилось потом?
— Что случилось? Да ничего особенного не случилось. Они продолжали жить в Иле. Галвен нашел себе место надзирателя на плантациях Кравая и через пару лет научился отлично с справляться со своими обязанностями. У них родились сын и дочь. А когда Галвену исполнилось пятьдесят, он умер: снова пневмония. Сердце не выдержало. Моя сестра по-прежнему живет в Иле. Я ее уже года два не видел, но надеюсь, что удастся провести у них Рождество… Ах да, я и забыл про причину, побудившую меня рассказать вам все это! Вы сказали, что существуют преступления, которым нет прощения. И я согласен с вами, что убийство следует считать одним из таких преступлений. Но все же среди множества людей, которых мне довелосья встречать за свою долгую жизнь, больше всех я любил именно убийцу, и именно он потом стал мне зятем и братом… Вы понимаете, что я хочу сказать?