Степан Матвеевич приехал через полчаса не один, а со следователем по особо важным делам с красивой фамилией Красавец с ударением на е. Лет пятидесяти широкоплечий гладко выбритый с вьющимися не тронутыми сединой волосами, следователь вполне оправдывал фамилию. Он долго жал руку Валеры и спросил Степан Матвеевича:
- Что надо, чтобы он перешел к нам в Прокуратуру?
- Пока ничего не надо. У него через неделю свадьба в Москве, а через два года, когда ему стукнет двадцать пять, видно будет.
- Жаль, Он прирожденный следователь. - Уходя из палаты, следователь шепнул Валере - Буду ждать тебя.
Степан Матвеевич тоже шепнул:
- Не знаю, как сказать Александру Васильевичу. Как только очнется, тут же звони мне.
Катю не оставляли тревожные предчувствия, и она с нетерпением ожидала обещанного Валерой третьего дня. В этот день она проснулась рано и не могла дождаться девяти часов утра, но потянувшись к мобильнику, остановилась: "А может, он имел в виду вечер, когда они вернутся с учений? Уехали они позавчера и приступили к учениям не раньше, чем после обеда, и вернутся сегодня лишь к вечеру". С этими мыслями она уехала в институт, отключив, как обычно, до шести вечера мобильник. Что-то заставило ее а перерыве перед последней лекцией включить телефон. У нее перехватило дыхание, когда она увидела пропущенные звонки с телефонов Андрея и Полины. Она отважилась начать с Полины. Та спокойно сообщила, что звонил вернувшийся с учений сын, сказал, что у него все в порядке, и бойцам разрешили до утра спать, так как они двое суток не сомкнули глаз и очень устали.
- И вправду голос у него был усталый и тихий, как шепотом, - подтвердила Полина и попросила.- Ты тогда ему сегодня не звони, завтра наговоритесь. Главное, он жив и здоров.
И опять Катя еле дождалась следующего дня. Андрей позвонил перед самым ее уходом из дома. Сказал, что проспал двенадцать часов, и ему персонально дали еще день на газету. Интересовался, как у нее дела с учебой и похвалил за сданный зачет по протоколу. Она хотела спросить, приедет он к намеченной через неделю регистрации их брака, но не решилась. Но главное, он жив, а больше ей ничего не надо было.
По срочному запросу Прокуратуры представитель ДНР в Москве сообщил, что "Российская газета" подтвердила наличие в ее составе корреспондента Иванова Сергея Ивановича. С Данилкиным Борисом Михайловичем тоже было все ясно: фирмы, указанной на коробках с лекарствами, в Москве не оказалось. Скорее всего, ее вообще не было или была однодневкой. Паспорт у него тоже мог оказаться фальшивым, и выехать из республики он уже мог по своему паспорту. Однако на всякий случай, со слов корреспондента и работников больницы был составлен фоторобот бандита и разослан во все пропускные пункты и пограничникам. Через три часа из одной погранзаставы сообщили, что при попытке пересечь границу с Россией в неположенном месте молодой человек, похожий на фоторобот, открыл стрельбу из пистолета, ранил пограничника и был ликвидирован. Корреспондента свозили на заставу, и он признал в нарушителе своего бывшего напарника.
Степан Матвеевич так и не решился доложить Захарченко о ранении Андрея, а помня его указание отправить их домой раньше, уговорил заведующего хирургическим отделом больницы выписать раненого досрочно, чтобы он смог успеть в Москву на свадьбу.
- Сюда не приезжай, пока не вызовем, - сказал он, - И ты и Валерий. С Виктором другой разговор. Он, считай, наш, женившись на дочери Фиделя. И до двадцати пяти лет ему чуть больше года, не то, что вам. Так что, женитесь, обзаводитесь детьми, а там будет видно.
Глава пятая
Через день Андрей и Валера выехали прямым рейсом автобуса Донецк - Москва. Всю дорогу они приспосабливались к сидениям: одному нельзя было облокачиваться спиной, другой пытался сесть на одну половину зада. Виктор с Галей, словно на буксире, ехали сзади. При расставании в Ростове они пообещали обязательно, как штык, бать на свадьбах Андрея и Валеры.
На автовокзале приезжих встречали Катя с Полиной и отец Валеры с Дашей. Андрей и Валера все сделали, чтобы не выдать свои болячки. Проблема возникла при попытке усесться вшестером в малогабаритный Логан. Выручила Полина, предложившая взять такси, что Катя тут же и реализовала. Андрей умудрился сесть сзади, не касаясь спины. Он с упоением рассказывал о героизме жителей республики, стойко переживавших невзгоды, которые они считают временными в надежде на помощь России. Водитель, парень лет тридцати, вдруг спросил с усмешкой:
- Вам какое дело до них? Моли бога, что тебя там не убили, и встречали бы тебя сейчас мать и жинка в цинковом гробе, не зная, за что тебя потеряли.
Катя, увидев, как встрепенулся Андрей, сжав кулаки и заходив желваками, вцепилась в его рукав, задержав его ответ. Вместо него на водителя обрушилась Полина:
- Это такие, как ты, во время войны сразу перешли к фашистам, потому что вы не русские, а продажные шакалы. Мой сын поехал в Донецк отомс..
- Ах, ты блядина! - рявкнул водитель, резко свернув в сторону и остановив машину. - А ну выходь из ма...
Докончить ему не дал Андрей, ухватив мертвой хваткой горло водителя.
- А ну, гад, извинись перед моей матерью, - с яростью в голосе проговорил он. - Или в цинковом гробу повезут тебя из Москвы. - Водитель попытался вырваться, но лишь захрипел от удушья. - Извинишься?
Водитель в знак согласия закачал головой. Андрей ослабил хватку.
- Извините, - прохрипел водитель.
- Если еще раз откроешь свой поганый рот, убью, как вчера убивал укров, - предупредил водителя Андрей. - Езжай.
Больше о Донецке Андрей не рассказывал, а расспрашивал о Любови Петровне, о Фильке, о Катиной учебе и детях матери.
Когда вышли из машины, Андрей посоветовал водителю уехать из Москвы или держать язык за зубами. Тот рванул с места, как ужаленный.
Но резкое движение в машине и напряг сил бесследно не обошлись для Андрея. Войдя в квартиру и раздевшись, он обессилено опустился на стул, не на кресло. Полина сразу это заметила и приказала:
- Покажи, где болит?
Катя была на кухне, деваться ему было некуда, и он попросил мать помочь снять свитер и майку. Хорошо, что бинты скрывали все шесть ран, словно была одна. Полина настояла на ее обработке и, размотав весь бинт, растерялась, не зная, что делать. В этот момент в ванную заглянула Катя. Андрей отобрал у матери бинт и, повернувшись к ним передом, спросил:
- Что испугались? Я что, туда отдыхать ездил? Я воевал, как дядя Федя и Коля. Они по несколько раз были ранены. Валерка тоже ранен, только ему не пришлось усмирять водителя, и рана у него не открылась. А мне пришлось. И он бы поступил также на моем месте, потому что мы мужики. Вы же видите, что я здоров. А это уже через несколько дней пройдет. А шрамы только украсят меня.
И они более или менее успокоились. Катя, правда, боялась дотронуться до ран, а Полина все сделала, как надо. На него надели свободную рубашку и усадили за праздничный стол. Не успели они выпить первую рюмку, как заявились Валера, Даша и.. Любовь Петровна. Увидев Андрея в рубашке, Валера пошутил:
- Ему повезло, никто может и не заметить, а заметят, пожалеют, а надо мной полужопым все смеются. - Он быстро спустил сзади штаны и показал бинт. - Вот и вы смеетесь.
Обнимая Андрея, Любовь Петровна осторожно провела рукой по его забинтованной спине и обрадовалась, что он никак не показал боль.
Приход гостей еще больше поднял радостное настроение, тем более что они пришли не с пустыми руками. В дополнение к Валериной стандартной водке и трехлитровой банке соленых огурцов, Любовь Петровна выставила литровую бутылку виски и три банки икры.
О попытке умертвить Андрея ребята не рассказали, а вспоминали только самое веселое и смешное, придумывая на ходу. Но настроение женщинам они подняли ответом на вопрос, на сколько дней их отпустили: