Вера поумнела, очевидно, и деятельно за эти полторы недели с 14 по 25 декабря, в больнице.
Вера отработала новое качество своей жизни. Может быть, дар получила от Господа. Дар дается только через страдания. Вера много отстрадала и потрудилась изрядно. Может быть, она – вторая Эсфирь, вторая княгиня Ольга, первая Вера.
Она сейчас живет после болезни в новой системе координат. И пока не знает, что делать со старым миром, который уже менее значителен, нежели ее новый мир. Но в этом старом мире – папа, мама, игрушки, сестры, она сама. Что делать?
Она на распутье: а) вернуться назад, б) взять с собой старый мир.
Надо ей помочь пойти по пути – «б».
Вера сделалась проницательнее, пронзительнее, глубже, пристальнее, больше видит оттенков. Ее новый мир (ее новый взгляд) больше, масштабнее и тоньше. Надо помочь ей сопрячь новый мир со старым.
Вера стала «принцессой „нет“». В больнице. В результате перенесенных мучений.
Она все отвергает, но не потому, что отрицает, а потому что пересматривает.
У Веры после болезни открылось новое качество ума.
«Нет» – она говорит старому миру, который ее не защитил от боли.
Надо помочь ей вытащить все доброе из старого мира и втащить ее самое в новый мир. Воспользовавшись удивительным свойством маленького ребенка (до пяти лет), – подобно античному философу: если ухватит мысль или цель, то уж не отпустит, пока не настигнет этой цели, или мысли, – помочь ей вновь стать – «принцессой „да“».
В первый же день после больницы, вечером того же дня (двадцать пятого декабря 2000 года), я принес домой елку. Неожиданно. Удивительно, что, когда меня не было дома, жена пообещала Вере, что – «папа принесет елку, такую же, как Муми-папа из сказки про муми-троллей».
Вера лишь недоверчиво покосилась на маму.
И вдруг я вношу елку. Ту самую, которая на сказочной картинке. Настоящую.
А ночью во сне, – первой же ночью в родной разноцветной домашней кроватке, – к Вере прилетел сказочный ангел с крыльями. И сел на ладонь. Ангел был совсем маленьким, он был простоволос и курнос. И он как бы не на ладошке сидел, а как бы в воздухе, как бы над рукой Веры.
У него зеленая борода, коричневые ноги, белые руки, желтые уши, красные волосы, большие-большие и круглые глаза. И ангел заговорил, и, может быть даже, запел. А ведь ангел не умеет петь, но теперь запел, и, усевшись поплотнее в углубление ладони, заболтал ножками, и так замахал маленькими ручками, будто бы он дирижировал огромным оркестром, или не очень большим, но все равно чудным, очень громким и красивым.
И этот оркестр – это весь мир. И весь мир запел Вере – «здравствуй», каждая частичка живая и не очень живая, все, что дышит, двигается и поет, летает и ползает, стоит и падает, все-все, что есть под солнцем и небом, поет Вере – «здравствуй».
И теперь всегда, когда Вера заболевает, к ней прилетает маленький, курносый ангел с крыльями, садится на ладонь, как бы паря над ней, и поет песенку, болтая ногами и дирижируя руками, как бы перед небольшим или огромным оркестром. И Вера выздоравливает.
Температура (подмышка)
20.12.
Вера
6.30–37,3
8.00–37,5
11.00–37,1
12.45–37,3
14.30–37,1
17.00–37,3
19.10–37,3
20.45–37,5
22.50–37,1
21.12
Вера
03.00–36,7
08.00–37,4
10.30–37,1
12.25–36,6
21.20–37,3
Аня
16.50–38,0
17.30–38,2
18.30–38,1
19.15–37,6
20.35–36,8
21.50–36,5
22.12
Вера
07.50–37,0
11.05–36,9
17.25–36,5
22.10–36,7
Аня
07.45–36,7
11.05–37,1
12.40–37,1
13.40–36,9
17.30–37,5
19.04–37,3
23.12
Вера
07.00–36,4
09.35–36,5
14.00–36,3
17.30–36,6
21.40–36,4
Аня
07.00–36,2
09.35–36,3
14.00–36,1
17.15–36,6
21.30–36,4
24.12
Вера
08.00–36,0
13.00–35,9
16.50–36,1
Аня
08.00–36,2
13.00–36,1
16.45–36,9
25.12
Вера
08.30–36,3
16.00–36,6
Аня
08.20–36,1
15.00–36,3
Вода/регидрон (в рот)
20.12
Вера
19.00 (+5 мл)
19.12 (+5 мл)
19.23 (+5 мл)
19.35 (+5 мл)
19.46 (+5 мл)
19.57 (+5 мл)
20.08 (+5 мл)
20.20 (+5 мл)
20.32 (+5 мл)
20.41 (+5 мл)
20.50 (+5 мл)
21.03 (+5 мл)
21.13 (+5 мл)
21.24 (+5 мл)
21.35 (+5 мл)
21.45 (+5 мл)
21.57 (+5 мл)
22.07 (+5 мл)
22.17 (+5 мл)
22.28 (+5 мл)
22.38 (+5 мл)
21.12
01.50 (+20 мл)
03.00 (+15 мл)
06.00 (+45 мл)
06.30 (+15 мл)
07.00 (+15 мл)
08.00 (+15 мл)
08.20 (+25 мл)
08.50 (+25 мл)
09.00 (+10 мл)
09.10 (+5 мл)
09.40 (+20 мл)
09.45 (+5 мл)
09.55 (+5 мл)
10.15 (+5 мл)
10.25 (+10 мл)
10.35 (+5 мл)
10.45 (+5 мл)
10.55 (+5 мл)
11.00 (+5 мл)
11.15 (+10 мл)
11.30 (+5 мл)
12.20 (+10 мл)
13.00 (+25 мл)
13.15 (+15 мл)
14.00 (+5 мл)
14.10 (+5 мл)
14.15 (+5 мл)
14.30 (+5 мл)
14.50 (+5 мл)
15.00 (+5 мл)
17.30 (+150 мл)
19.20 (+50 мл)
20.30 (+50 мл)
21.20 (+20 мл)
Всего – 55 раз.
Рекомендации врача (дома)
Вера
Один раз в год к невропатологу.
Головные боли гасить парацетомолом/панадолом (1 ложка).
Аня
Серьезно и основательно лечить желудок и спину.
Диета – три недели
Аня+Вера – печенье сухое; супы – обезжиренные, вегетарианские; 50 г. творога; кефир – 150 х 2 (ежедневно); йогурт – 100 г.; сметана, сливочное масло; каша без молока – гречка, рис, кукуруза, овсянка; сухофрукты (из компота, вареные); говядина; банан; минеральная вода; кисель, компот, морс, чай; фруктоза – вместо сахара; хлеб пшеничный, вчерашний.
2000 г.
Рука Бродского
Лежу на полу в пыльной, засанной, грязной квартире моего умирающего отца, окруженный маревом комаров. И пишу о Бродском, о моих отношениях с этим последним русскоязычным поэтом двадцатого века, поддержавшим мировое имя русской словесности.
Тюмень. Обломок бывшей империи. Кругом разруха и пошлость, скудоумие и интеллектуальная неврастения. Этот город для зимы. Во все остальное время года – здесь нелепо, некрасиво, жалко. Здесь невозможны вкус, изысканность и изощренность, здесь – грубость и простота нравов, первозданность эмоций и реакций.
Тюмень и Бродский. Россия и Бродский – они для меня связаны в единый мотив. Мотив творчества. Этот мотив требует от меня нового пути и нового героя, и нового качества, которого недостает миру России и миру Бродского. А соединены они и совпадают в своем устремлении к свету только во мне.
Из дневника: «Читал десятимесячной дочери Вере (29 марта, 1998 г.) стихи Иосифа Бродского. Он, конечно, великий поэт. Но спас ли он свою душу этим?! Вопрос еще тот. Хотя Вере понравились стихи Бродского. Чем?»
Иосиф Бродский – русскоязычный поэт и литеpатоp; похоронен за pубежом (род. в 1940 г.); в конце жизни пеpешел на английский; и как поэт благополучно умер еще до физической смерти.
Он попытался сидеть на двух стульях – ни на одном не усидел, стулья разъехались. Стихи, написанные Бродским в эмиграции, лишены ясности, стройности и гармонии, что обязательно наличествовало в русский период творчества.
Бродский бежал из России от православия. Первым делом метафизически, – отправить следом физическое тело поэта было делом техническим. Ибо нетерпим ему воздух православия, с его кафолической духовностью и внешними мирскими несвободами.
Бродский так и остался маленьким мальчиком, и еще и недоучкой. Ему не достало мужества выдержать аскетический напор России, потому он не сумел понять нелицеприятной и мужественной красоты ее. Он уехал не вперед, а назад, в историю, он там и остался в мыслях, в чувствах человека эпохи западного Возрождения.
Увы! Он думал, что эпоха западноевропейского Возрождения – это и есть расцвет человека. А вот тут сыграла с ним злую шутку его самообразованность, почти дремучесть философская и духовная.
Отказавшись от внутренних поисков России Бродский не понял, что западноевропейское Возрождение – это закат человека духовного, а провозглашение абсолютной светской самоценности человеческого гражданина – это начало упадка мысли и чувства, что в конечном итоге завело человечество в – так ненавидимый Бродским – капитализм.
Бродский для русской словесности – это упадничество, это – вовсе не движение вперед и не развитие. Потому что новой словесности нет без новой мысли, новой идеи, а Бродский – это воплощение старой, уже давно пережитой западноевропейской идеи – абсолютной человеческой свободы. И потому он смотрится столь необычно в России. Ну, это – как негр где-нибудь в тайге, на оленях, в мороз. Экзотика. Но не тенденция.