Рюэллан Анри
Ортог во власти тьмы
АНРИ РЮЭЛЛАН
Ортог во власти тьмы
Перевод В.Агеева
1
Промокший насквозь кипарис содрогался под резкими ударами ветра. В сумерках, как камень из пращи, пронеслась какая-то черная птица. Из клюва торчали два клыка.
Лес вокруг поселения давно снесли, и этот кипарис разделил судьбы сотен других вековых деревьев, которые вместе с корнями были пересажены сюда, в это мрачное место, где их темные кроны как нельзя лучше соответствовали обстановке. Гроза неистовствовала, но была бессильна против деревьев-мутантов, синтезированных из кремния.
В завывания ветра, в шум дождя вплеталась протяжная мелодия, обрывки которой порой доносились с дальнего конца аллеи.
Это была музыка, полная грусти и отчаяния; она лилась над лесом днем и ночью - ведь здесь в холодном тумане возвышалась гробница из черного камня, украшенная прекрасным фонтаном. Ее огромная масса нависала над обломками скал, а вершина превосходила высотой самые высокие деревья. Тысячи людей, вооруженные лучшими знаниями техники древности, возвели ее за два месяца, и вот уже два года гигантская пирамида изливала свою печаль Небу и Земле. Иногда в пирамиду с оглушительным разрядом ударяла молния, но она производила эффект не больше, чем искра: энергия поглощалась и обеспечивала защиту.
За пеленой дождя, разрываемой резким ветром с востока, виднелся вход в гробницу. Из его прямоугольника лился мягкий свет, постоянно горевший внутри; этот зеленовато-желтый свет играл на каплях дождя, создавая контраст со стальным оттенком невидимого неба. В гигантском круглом зале, который размещался в основании пирамиды, царил покой; музыка и звуки грозы сюда почти не доносились; необыкновенная акустическая техника сделала его почти звуконепроницаемым. Сильное впечатление производили фрески и статуи, стоящие вдоль стены, с выражением боли и печали, с закрытыми глазами, с поднятыми к ушам руками. Сакральность и отрешенность, уединение и печаль. На лицах, высеченных из кремния и янтаря, на складках одежды из сланца и серебра, на золотых украшениях, на фресках с плавным, или, наоборот, резким переходом красок, чьи открытые глаза, казалось, пронизывали суровым взглядом сумрачные миры; на эмали и красной меди дымящихся курильниц, источающих аромат смолы и влажной земли - на всем дрожал отсвет склепа, который распространяли мириады насекомых, питающихся воздухом и влагой. Этот свет доходил до базальтовых плит, отражающих все вокруг, затем высвечивал конус, заполненный жидким камнем, который на ощупь вдруг оказывался твердым. В центре, подобно острову, который отражался в плитах, вызвышался круглый цоколь, поддерживающий открытый саркофаг; этот саркофаг стоял вертикально, как часовой. Саркофаг окружала полоса голубого света, льющегося из-под земли - с виду хрупкое препятствие, но грозные переливы света наводили на мысль о его смертельных свойствах. Около этой прозрачной преграды стоял человек, одетый в камзол стального цвета. Сложив руки на груди, он склонил голову; длинная белокурая прядь пересекла его лицо. Это был сеньор Дал Ортог Дал де Каланкар, рыцарь де Малакоржаль, навигатор Лассении. А в саркофаге, который возвышался перед ним, покоилось тело Каллы Карелла, Каллы, дочери Софарка.
Погруженный в раздумье, Дал Ортог был во власти нахлынувших воспоминаний. Уже два года прошло с тех пор! Раненый, но с победой вернулся он с задания, которое поставил перед ним Софарк Карелла, мудрейший в Ассамблее мудрейших. Его встретили, вылечили, спасли, но судьба уготовила страшный удар - известие о смерти той, чье имя сопровождало его повсюду. Во время его отсутствия Калла скончалась от той самой болезни, средство спасения от которой он добыл.
Измученный долгим анабиозом, в котором проходило его возвращение, он сначала отказывался верить в такую несправедливость. Связав простыни, сделал канат, убежал из палаты, потом разбил все кулаки о бронзовые двери Института консервации тел.
Рыцари-навигаторы успокоили, заставили закончить курс лечения.
С тех пор многое прояснилось. Стало известно, что эта болезнь человеческой расы, убивающая в первую очередь внутренние органы, вызвана экологическим неравновесием. Стало известно, что земная биосфера, другими словами, единство всего живого - растений, животных и людей - образует единый общий организм, где все живое - его ячейки. Стало известно, что люди играли в этом организме роль нервной ткани, которая не могла существо-вать без необходимого минимума ячеек. А война Трех Планет, которая была два века назад, почти уничтожила человеческую расу ввиду применения абсолютного оружия: Голубого Оружия. Во время своих поисков по всей Галактике рыцарь Ортог нашел жизненно важное решение этой проблемы: необходимо значительное увеличение рождаемости для расширения генетической основы, развитие зародыша in vitro, вне чрева матери. Для этого Ортог основал Орден Гармонии.
Таким образом, генетическую болезнь удалось побороть, но, к несчастью, слишком поздно для того, кто спас человеческую расу.
Спасая человечество, он не сумел сохранить ту единственную, которую любил. Тогда он добился, чтобы тело Каллы, охлажденное до -20°, поместили в достойную гробницу. Ассамблея Софарков, Коллегия жрецов, аристократия - все волей-неволей организовали мобилизацию рабочих и специалистов для возведения мавзолея.
И теперь Дал Ортог каждый день отправлялся в это безрадостное сооружение недалеко от своего поместья в Каланкаре. Отсюда на своем геликсе за час он вполне успевал покрыть ту сотню километров над лесной чащей, что отделяла Каланкар от столицы Лассении. И сегодня, так же, как и в другие дни, Ортог снова и снова думал о том, что его принадлежность к касте рыцарей-навигаторов, элите, дворянству шпаги, надежде и оплоту Софаргии, не смогло его предохранить от катастрофы; ему оставалось только оплакивать ту, что была смыслом его жизни. А может быть, уже стоило немного подумать и о себе? Ведь благодарность и признательность человечества могли бы заполнить его дни без остатка. Он ловил себя на мысли, что жил для этого, в этом был смысл его деятельности. Может быть, следовало ограничиться ролью спасателя того огромного организма, которому он принес знание? Если так, то он выполнил свою задачу. Теперь можно уйти в сторону. Только рыцари-навигаторы имели право владеть Голубым Оружием - почему бы не обратить его против самого себя? Пронизывающий холод, аннигиляция в пространстве, и все. Ортога больше не существует. Его дело будет жить. Его боль исчезнет.
Дал чувствовал себя как натянутый до предела лук, готовый лопнуть. Он знал, что у него больше не хватит сил терпеть эту ежедневную пытку. Конечно, можно охладить свои воспоминания о Калле, как охладили ее тело, можно найти в Лассении или гденибудь еще среди сотен девушек ту, которая сможет заменить ее...
Нет, Каллу не заменит никто. Осталось лишь присоединиться к ней.
Дал выпрямился, отбросил рукой непослушную прядь, которая постоянно спадала ему на лицо. "Почему бы ее не обрезать?" Он подумал об этом машинально - так иногда музыкальная фраза приходит в голову в самый неподходящий момент, путая мысли.
Нужно сделать вот что: шагнуть к саркофагу через этот голубой световой барьер, и не нужно никакого оружия.
Сзади раздались мягкие шаги. Дал обернулся и увидел священника в черной сутане с надвинутым на голову капюшоном. Его одежда искрилась тысячами капель воды, подобно тому, как блестят крылья морских птиц после ныряния. Сам монах был высок и худ, как будто под сутаной находились ходули.
Наступила тишина. Двое мужчин замерли друг против друга, а конус над их головами излучал свой вечный свет.
Первым нарушил молчание Дал.
- Кто ты?
Священник - поклонился.
- Я из Центрального Храма. Меня зовут брат Альбан, сеньор.
- Что ты здесь делаешь, брат Альбан?
- Мне нужно поговорить с тобой, сеньор.
- Оставим хороший тон,- сказал нетерпеливо Дал Ортог. - Ты думаешь, что удачно выбрал время для разговоров?