Красс отступил в сторону. Он взял один из факелов и коснулся пламенем костра, а распорядитель сделал то же самое с другой стороны. Сухое дерево с треском запылало, выбрасывая вверх языки пламени, потекли струйки серого дыма.
Костер сгорит дотла. Уголья окропят вином, Красс с Гелиной соберут кости и пепел, опрыскают их благовониями и положат в гипсовую урну. Жрец очистит присутствующих и окропит их водой с оливковой ветви. Останки Луция замуруют, и мы навеки простимся с ним.
Но я ушел до того, как все это состоялось. И не сказав свое «прощай». Вместо этого я тихо ускользнул и вернулся в дом вместе с Эконом. Все меньше времени оставалось до резни…
Глава семнадцатая
— Где нам найти этого мальчика Метона? — размышлял я вслух. В атриуме, еще утром забитом приехавшими на похороны и их рабами, теперь не было никого. Наши шаги гулко отдавались в пустом пространстве. Благовония и цветы унесли, но их аромат, а также запах разлагавшегося тела Луция Лициния еще окончательно не рассеялись.
Я заглянул на кухню, где во всю шли приготовления к траурной трапезе. Едва мы переступили порог массивной деревянной двери, как нас охватила духота и оглушил шум. Взад и вперед сновали приставленные к кухне рабы в засаленных и испачканных сажей туниках. Звучали их грубые голоса, стучали тяжелые ножи по разделочным доскам, в котлах что-то кипело и шипело. Экон указал мне на фигуру в дальнем конце большого помещения.
Маленький Метон, встав на табурет, опустил руку в большой глиняный сосуд, стоявший на столе, осмотрелся, чтобы убедиться в том, что его никто-никто не видит, вытянул оттуда целую горсть чего-то, по-видимому вкусного, и затолкал себе в рот. Лавируя между сновавшими с утварью в руках рабами, я подошел к нему и схватил его за шиворот.
Метон вскрикнул и посмотрел на меня через плечо. Его рот был заляпан смесью меда, проса и толченых орехов. Узнав меня, он осклабился широкой улыбкой, но в этот же момент испустил крик боли — на его голову опустилась большая деревянная ложка.
— Вон из кухни! Вон! Пошел вон! — кричал старик-раб, шеф-повар. Он, кажется, был готов ударить и меня, но вовремя узнал.
— Простите меня, гражданин, но проделки Метона, да и этих рабов, приехавших с гостями, которые шныряют повсюду, стараясь стянуть что-нибудь съестное, просто не дают возможности работать. Не могли бы вы занять каким-нибудь поручением этого несносного парня?
— Для этого-то я и пришел, — согласился я, шлепнув Метона по мягкому месту, пока он слезал с табурета, чтобы пуститься наутек, расталкивая поваров и их помощников. Экон поймал его около двери и представил мне.
— Ты-то мне и нужен. Хорошо ли ты плаваешь, Метон?
Он серьезно посмотрел на меня и медленно покачал головой.
— Нет?!
— Нет, господин.
— Ты совсем не умеешь плавать?
— Совсем, — подтвердил он.
Раздосадованный, я покачал головой.
— Ты разочаровываешь меня, Метон. Я был убежден, что ты отпрыск фавна и речной нимфы.
Сбитый на секунду с толку, он громко расхохотался над моей глупостью.
— Но я знаю человека, который плавает здесь лучше всех других, — заверил он.
— Да? И кто же это?
— Пойдемте со мной. Я покажу. Он сейчас вместе с другими в конюшне! — Метон пустился бегом по коридору, но Экон задержал его, схватив за шиворот. Он повел нас во внутренний двор. Там, вывернувшись от Экона, он поспешил в сторону конюшен. Мы подошли к открытым дверям, откуда прохладный воздух выносил смешанный запах сена и навоза. Метон бежал дальше.
— Погоди! Ты же сказал нам, что ведешь нас в конюшни! — запротестовал я.
— Не в эти! — бросил он на ходу через плечо, ткнул пальцем вперед и обогнул угол здания. Я подумал было, что он затеял с нами игру, пока сам не зашел вслед за ним за угол и не увидел длинную, низкую деревянную пристройку к каменным конюшням.
Шестеро солдат сидели, скрестив ноги, на небольшой полянке под вечнозелеными деревьями. Они заметили нас только после того, как воздух прорезал резкий свист. Я взглянул наверх и увидел на красной черепичной крыше пристройки еще одного, вооруженного копьем.
Все шестеро мгновенно вскочили на ноги и, побросав в пыль кости, в которые играли, обнажили мечи. Старший офицер или по крайней мере тот, у кого было больше всего нашивок, шагнул ко мне, размахивая мечом.
— Кто вы такой, и что вам здесь надо? — резко прозвучал его голос. На Метона, пробежавшего дальше ко входу в пристройку, он не обратил внимания, и я понял, что стражники его уже знали.
Я стоял на виду, опустив руки по швам, не прижимая их вплотную к телу, Экон беспокойно взглянул на меня и сделал то же.
— Меня зовут Гордиан. Я гость Гелины и Марка Красса. А это мой сын Экон.
Солдат с подозрением сощурил глаза, потом убрал свой меч.
— Все в порядке, ребята, — бросил он через плечо своим товарищам. — Это тот, о котором нам говорил Марк Муммий.
— И что же вы намерены здесь найти?
— Нас привел сюда этот мальчик-раб, — объяснял я. — Я забыл, что у конюшен есть пристройка.
— Смотрите-ка, похоже, маленькому Метону не терпится, чтобы вы пошли за ним. Все в порядке, Фронто, — крикнул он стражнику.
— Можешь отпереть дверь!
Тот достал огромный бронзовый ключ и вставил его в висевший на цепи замок. Он открылся, и дверь распахнулась наружу. Стражники стояли на некотором расстоянии, не отрывая рук от рукояток мечей, внимательно следя за происходящим. Метон вбежал внутрь, движением руки пригласив нас следовать за ним.
Запах здесь стоял совсем иной, чем в конюшнях. Довольно приятный аромат соломы смешивался со зловонием, исходившим от мочи и экскрементов, но не лошадиных, а человеческих. Кроме того, в воздухе буквально висело тяжелое зловоние, напомнившее мне трюм «Фурии». Дверь за нами закрылась.
— Постучите, когда соберетесь выходить, — крикнул нам из-за двери стражник. Снаружи звякнула цепь, и щелкнул ключ в замке.
Несколько мгновений прошло, пока мои глаза привыкли к темноте. Там было всего несколько зарешеченных отверстий, под самой крышей, и в узких, тонких полосах солнечного света клубилась пыль.
— Что это за помещение? — шепотом спросил я.
— Хозяин хранил здесь всякое барахло, — с готовностью пояснил Метон, понизив голос по моему примеру, — рваную упряжь, старые седла и попоны, негодные колеса от колясок и телеги, в которых запрягали волов. Иногда сюда попадали мечи и копья, щиты и шлемы. Но когда хозяин Луций умер, здесь уже было пусто. Приехав на следующий день после его смерти, хозяин Красс согнал сюда всех рабов.
Когда мы вошли, в помещении стояла тишина, но понемногу в полумраке из разных углов стали доноситься голоса:
— Метон! — услышал я женский голос, позвавший его. — Метон, подойди сюда! — Мальчик затерялся между людьми. Я увидел обнявшую его женщину. Она сидела на соломенной подстилке, ее седые волосы были собраны в пучок, и она длинными, бледными, дрожавшими в смутном свете руками поглаживала волосы Метона. Куда бы я ни посмотрел, во мраке вырисовывались все новые и новые фигуры — мужчины, женщины и дети, все рабы, привезенные сюда с полей, все они ждали приговора Красса.
Все они сидели вплотную друг к другу около стен. Я шел между ними по длинному, узкому помещению. Экон следовал за мной. По мере приближения к дальнему концу барака запах мочи и фекалий становился все сильнее. Я прикрыл лицо складкой своего похоронного облачения и все же едва мог дышать. Тут кто-то меня тронул за руку. Метон поднял ко мне серьезное лицо.
— Лучший пловец, какого когда-либо знали, — шепотом проговорил он. — Не хуже Леандра [3]переплывавшего Геллеспонт. И лучше Главка, заплывавшего за Сциллу, а ведь Главк был полурыбой!
— Аполлон, — проговорил я, с удивлением заметив присутствие красивого юноши. Он ободрял слабого старика, прислонившегося к его плечу.
Это движение было простым и изящным. Есть кичливый аристократизм патрициев, подобных Фаусту Фабию, подумалось мне, и есть природный аристократизм таких представителей рода человеческого, как этот.
3
Леандр — юноша из Абидоса, каждую ночь переплывавший Геллеспонт к своей возлюбленной Геро, пока не утонул. —