А ведь вчера так хорошо все складывалось. Гостей накормили, на ночь разместили в тепле. К полудню прибыл заранее подготовленный транспорт из Семикино, и его едва хватило, чтоб вывезти все, что казаки передали повстанцам по сделке. Боеприпасы, винтовки, новенькие комплекты обмундирования, медикаменты, но главное — орудия! Четыре длинных трехдюймовки и столько же коротких, и снаряды — по сотне на каждую.
Казаки оказались настроены неожиданно миролюбиво — видать, соскучились по родным станицам. Даже на Сашу нападок больше не было. «Осточертел ваш кислый ржаной хлеб. У нас пшеница на Дону, такого там не едят», — рассказывал Саше один из казаков, загружавших телеги повстанцев военным имуществом. «Вы же, мужики, на Дон теперь бар-то не пустите», — добавил другой.
Одновременно казаки грузили свою добычу — награбленные вещи, в основном всякое барахло.
Все так хорошо складывалось. Телеги были загружены еще до темноты. Антонов и Саша обнялись на прощание.
— Справишься тут? — спросил еще раз Антонов.
— Работа — не бей лежачего! — улыбнулась Саша. — Просто побыть с казаками четыре дня. Спрячь получше самогон к моему возвращению, вернусь — что найду, все отправлю в госпиталь, как давеча! Заложницей становиться не хочется, конечно, но что поделать, сделка есть сделка. Нашим передавай от меня коммунистический привет.
И вот только теперь, перед выходом казаков на маршрут, Саша увидела, в чем состояла заключенная ею сделка на самом деле.
Люди. Женщины. Средних лет, молодые и совсем девочки. Лица со следами побоев и слез. Одеты богато, но будто бы с чужого плеча; на некоторых — яркие вульгарные украшения. Их прогнали по улице, как скот, и рассадили по повозкам. Немногие хотя бы озирались по сторонам, и никто не пытался сопротивляться. Они выглядели окаменевшими. Кажется, им уже было все равно, что с ними станется.
Детей с ними не было, а у баб обыкновенно же есть дети. Скорее всего их убили у матерей на глазах либо бросили на произвол судьбы в разоренных деревнях.
— Вы не можете угонять в рабство людей! — кричала Саша. — О таком мы не договаривались!
— Мне было любопытно, Александра Иосифовна, насколько Антонов и вы в действительности понимали суть заключенной вами сделки, — сказал Топилин. — И насчет вас возникли сомнения. Потому вас я и выбрал в заложники, чтоб вы были у меня под контролем и не создали неожиданных осложнений.
— Антонов никогда не согласился бы торговать своими людьми!
— Вы полагаете? А он так убежденно говорил, что люди не важны, важны только орудия… Вот увидите, когда Антонов все узнает, он скажет, что это достойно сожаления, разумеется, но ничего не попишешь. А вы, сдается мне, взволнованы. Не хотелось бы, чтоб вы выкинули какую-нибудь глупость. Пытались связаться с кем-то, отдавали необдуманные приказы… Я обещал довезти вас до границы в целости и сохранности и после отпустить. Свободы в пути я вам не обещал. Вреда вам не причинят, но руки свяжут, и коня вашего поведут в поводу. Ради, как принято говорить при Новом порядке, вашего же блага.
— Ситуация патовая, — сказал Топилин. — У вас больше нет ходов. Предлагаю ничью.
— Согласна, — ответила Саша. Руки, однако, для пожатия не протянула.
В первые часы она одеревенела. Механически выполняла, что ей велели, и ни с кем не разговаривала. Мерзость сделки, частью которой она стала, не укладывалась в ее сознании. Но после она сказала себе, что так заведомо ничего не изменит и никому не поможет, и стала искать способ установить контакт.
Топилин держал заложницу возле себя, и Саша весь день наблюдала за ним. Ей было любопытно, как этот блеклый субтильный человек управляет своим полудиким войском. К казакам он обращался не приказным тоном, а по-свойски: «Братец, подгони-ка обоз, растягивается». Однако панибратства не допускал, держал некоторую дистанцию. Распоряжения отдавал ровным голосом, негромко, но все прислушивались. Отряд, по существу, был ближе к разбойничьей ватаге, чем к армии, и, похоже, деловитость и холодность командира каким-то образом удерживали его на этой грани.
На ночь встали в большом богатом селе, как и предполагалось. Седоусый есаул договорился со старостой, распределив людей по избам. Топилин выдал ему пачку новых рублей для расчетов. Казаки держали себя мирно, как и было договорено. Саша вздохнула с облегчением. Саму ее атаман определил на ночлег рядом с собой; никакого мужского интереса с его стороны Саша не чувствовала, скорее, ему так проще было предотвратить любые конфликты заложницы с его людьми. И действительно, готовясь ко сну, Топилин не обращал на Сашу никакого внимания. Но тут, заметив в его дорожном сундучке складные шахматы, она спросила, играет ли он. Топилин глянул на нее скептически, однако доску разложил и фигуры расставил.