— Пропустить, — сказала в спины плотной толпы собравшихся. Солдаты, толкая друг друга, расступились перед ней.
Смирнов стоял в центре поляны. Его издалека можно было узнать по тому, как торчали из-под фуражки его уши.
Самое скверное, что Смирнов обрадовался, увидев ее.
— О, таарищ комиссар, — зачастил он. — Я им втолковываю, а они не слушают… Не крал я ничего! Не влезал же никуда, замков не ломал. Иду себе мимо забора, никого не трогаю, тут глядь — куренок бежит! Ну я его и заловил. Не себе ж, товарищ комиссар! В общий, значицца, котел нес.
Они не так чтоб приятельствовали, но были неплохо знакомы. Любопытный Смирнов нередко допекал комиссара вопросами обо всем на свете, обычно довольно наивными.
Паренек даже не попытался отрицать свою вину.
По обе стороны от Смирнова стояли разведчики, которые его поймали и привели. В свою команду Аглая отбирала людей не только за боевой опыт, но и за идейность.
— Ничейный, говоришь, куренок, Смирнов? А ну-ка, вот что нам скажи. Где ты родился?
— Так на селе ж, с-под Юрьевца я.
Убить его несложно. Сложно убить его так, чтоб после никого больше не пришлось убивать за воровство.
— На селе вырос, значит. И будешь нас уверять, что воображаешь, будто куры ничейные бывают? Вот прямо так по улицам бегают, лови кто хочешь и кушай на здоровье?
Смирнов потупился.
— Ты знал, что берешь чужое?
— Да.
— Ты слышал мой приказ: не воровать, не грабить?
— Слыхал…
— Ты знаешь, что бывает на войне за невыполнение приказа?
— Ну товарищ комиссар…
Высечь бы этого недоумка, чтоб неделю пластом лежал, подумала Саша. Чтоб до конца жизни забыл, как зариться на чужое. Тогда у него хотя бы будет какое-то «до конца жизни».
Эта мысль напугала Сашу больше, чем то, что ей предстояло сделать. Как кто она думает? Против чего она тогда воюет вообще?
— Знаете, почему Тамбов первым поднялся против Нового порядка? — продолжила Саша, возвысив голос. — Потому что сюда первым пришел Новый порядок! Не прошло и трех месяцев, как люди здесь поняли, чего он стоит на деле, и восстали против него!
Обвела притихших слушателей требовательным взглядом. Те, на кого она смотрела, неосознанно расправляли плечи.
— Теперь Новый порядок пришел в десятки губерний по всей России. И в каждой из них начинается, уже началось то же, что происходит здесь. То, что вы видите. То, частью чего мы все уже стали. Люди понимают, как их обманывают. И люди восстают. Они не стали терпеть царизм. Станут ли они терпеть власть, которая хуже царизма? Новую самозванную власть, не имеющую корней, уже растерявшую то немногое доверие, которое по ошибке получила в первый момент? Власть, которая явно и неприкрыто делает богатых еще богаче, а бедных загоняет в могилу?
Саша поняла, что ее ладони сжаты в кулаки — и у многих из тех, кто слушал ее, тоже.
— Революция жива! Она отступила, чтоб перегруппировать силы и объединить всех, кто готов сражаться за нее! И в этой борьбе мы — авангард. Мы — ударный отряд. Уцелевшие части Красной армии вслед за нами начали присоединяться к восстанию.
— Так что ж теперича, Антонов этот нами командует, что ли? — спросили из заднего ряда.
Саша колебалась последнюю секунду. До сих пор она не могла принять этого решения. Формально оно означало измену делу большевиков — самовольный перевод вверенной ей части под командование эсера. До этого момента Саша смутно надеялась, что вопрос решится каким-то образом: Князев очнется, прибудет связной от уцелевшего командования РККА, кто-то примет решение за нее. Но ничего подобного не произошло, а тянуть дальше было нельзя.
— Командир Антонов возглавляет Объединенную народную армию, — это название звучало на военных советах, правда, пока никто, кроме самого Антонова, его не употреблял. — С сегодняшнего дня пятьдесят первый полк входит в ее состав.
По толпе пошел гул, перешептывания. Саша сама не была готова к такому заявлению, а они — тем более. Теперь отступать было некуда. Плохо, что она сообщила это вот так, перед казнью. Но теперь оставалось только выжать из этой ситуации все.
Саша поймала момент, когда гул немного утих, и продолжила:
— Пятьдесят первым полком, как и прежде, в отсутствие Князева командую я. И мой приказ, который все вы слышали, был таков: не грабить и не воровать. Потому что мы с этими людьми теперь — одно. Они — такая же часть Народной армии, как и мы. Мы покамест ничего не сделали для них, но они делятся с нами чем только могут. Любое преступление против них — все равно что преступление против нас. А за преступления надо держать ответ!