— «Там, в краю далеком, я буду тебе сестрой», — засмеялась Саша. — По рукам.
Рука Вершинина оказалась теплее ее руки, пожатие — жестким.
— Выезжаем на рассвете послезавтра, — сказала Саша. — Как мы доберемся до Петрограда?
— Через Моршанск. Оттуда ходят поезда до Москвы, а из Москвы уже легко попасть в Петроград. До Моршанска день конного пути или два дня пешего. Скажите, Александра, неужто вы намерены держать меня в этом сыром подвале весь завтрашний день?
Саша усмехнулась.
— Этот подвал защищает не кого-либо от вас, а, собственно, вас. Я скажу, что будет, если вас выпустить. Вы отойдете по нужде и случайно напоретесь на штык. Раз пятнадцать. А потом утонете в выгребной яме. У многих тут накопились счета к контрразведке. Вы неплохо потрудились для этого.
Саша весь день учила наизусть список вещей первой необходимости. Сперва задача не выглядела сложной — у полка не было ничего, а нуждался он во всем. Но на самом деле что-то было необходимо критически, а что-то — просто необходимо.
Делать записи Саша не стала. Не хватало только приличной даме, в которую ей придется на время перевоплотиться, попасться с перечнем оружия и патронов в сумочке. Хотя, учитывая допросные протоколы ОГП, она могла бы с таким же успехом иметь при себе отпечатанные на ремингтоне списки. Но Саша надеялась, что до этого не дойдет.
— Удовлетворительно, — сказал наконец Белоусов, выслушав все, что она запомнила. — В конце концов, за полгода в армии ты кое-как выучила, что к чему. Довольно с тебя на сегодня. Время позднее. Устала?
Наутро после заключения брака они все-таки перешли на «ты».
— Еще бы. Хорошо хоть вещи собирать не надо, у меня ничего нет, — Саша подошла к мужу, обняла его, спрятала лицо у него на груди. — Кроме тебя, у меня в целом мире ничего нет.
Его рука у нее на спине замерла, коснувшись шрамов. Два из них — почти вертикальные, самые глубокие — до сих пор ощущались даже сквозь плотную ткань гимнастерки.
— Насколько же отвратительно, — сказал Белоусов, — что ты обязана ехать с этим человеком.
— Я страшно не хочу, — отозвалась Саша. — Это его обаяние, оно меня не обманывает. Я помню, сколько наших ребят он убил или замучил до смерти. Но я не могу не ехать, — она подняла на мужа красные от недосыпа глаза. — Я ведь расстреляла мальчика за то, что он украл курицу. А то, что я могу привезти — это стоит всех куриц на всей Тамбовщине. Я не имею права упускать такую возможность из-за страха или брезгливости.
— Тут не в брезгливости дело, — сказал Белоусов. — Дело в том, что этот человек опытнее, жестче и, не обижайся, умнее, чем ты. Он играючи может манипулировать тобой в своих интересах, которых мы даже не понимаем. Золото ему, разумеется, нужно, но не обманывайся: оно может оказаться не единственной его целью. Неизвестно, на кого он в действительности работает…
— Я знаю все, знаю. Я бы так хотела обещать тебе, что обязательно вернусь. И чтоб ты мне обещал, что дождешься меня… живым.
— Если б мы были героями чувствительного романа, — сказал Белоусов, — нам таких вещей нельзя было бы произносить ни в коем случае. В романах после такого не возвращаются либо не дожидаются.
Саша глянула на циферблат «Танка». До рассвета оставалось четыре часа.
— Мы можем обмануть судьбу, — улыбнулась она, — и заняться тем, о чем в романах не пишут.
— Ты не знаешь нынешних романов! В них пишут об этом даже более, чем о чем-либо другом.
— В романах, которые люблю я, ни о чем таком не пишут. Эта часть жизни героев не принадлежит читателю!
Глава 9
Сентябрь 1919.
— А вот если б вы достали себе коня, мы бы еще вчера были в Моршанске, — недовольно сказал Вершинин. — Сейчас ехали бы в Петроград вторым классом вместо того, чтоб наблюдать эти чертовы красоты среднерусской природы. Спали бы под крышей, а не под ливнем. До чего вы довели вверенную вам часть! Ни одной лошади. И у крестьян ее реквизировать вам вдруг какие-то принципы не позволяют. Позорище, а не полковой комиссар.