Пуля ударила в ствол березы, за которой она пряталась. Сашу осыпало трухой и сухими листьями. Враг прекрасно знал, где она.
— Юленька, вы должны уйти, — отчетливо сказал Вершинин из своего укрытия. — Бегите, Юля.
Не ее имя. Однажды Вершинин уже называл ее так, чтоб обмануть врага. Совет — или это приказ? — не имеет смысла. Это мало того что не в духе Вершинина, так еще и безнадежно. Роща совсем небольшая, солнечный свет пронизывает ее насквозь. За деревьями проступает поле. Раз его видно, значит, оно превосходно простреливается из карабина.
Вершинин хочет, чтоб она что-то сделала. Но не то, что он сказал. Просто так под пули он бы ее не отправил.
Со стороны Саши березы тонкие, но стоят часто. А у Вершинина, кроме одного этого ствола, нет укрытий. Кусты, совсем молодые деревца… Едва он попробует переместиться, сменить позицию на подходящую для стрельбы по противнику — попадет под обстрел.
Время работало против них. На выстрелы мог подъехать другой разъезд, а беглецам помощи ждать неоткуда.
Вершинин хочет, чтоб она отвлекла врага, поняла Саша. Но как она может это сделать?
Саша наметила дерево в трех шагах от себя, чуть дальше от дороги. Тонкое, но если быстро упасть к его корням, худо-бедно укроет. Перекатилась по земле к выбранному дереву. Недостаточно быстро! Выстрел. Левое плечо обожгло, гимнастерка стала мокрой и теплой. Еще одна пуля разнесла тонкий ствол в щепки через секунду после того, как Саша упала на землю и скрылась наполовину за корнями, наполовину просто в траве.
— Эй, девушка, — сказал казак. Судя по голосу, он был еще довольно молод. — Бросай пистолет и выходь. Не бойсь, не обижу. Казаки с бабами не воюют.
Саша видела слишком много для того, чтоб поверить ему. Но то, что он заговорил, следовало использовать, чтоб сбить его с толку.
Казаки, вспомнила Саша, суеверны.
— А ведь нагадала тебе цыганка, — выкрикнула наугад Саша, — что девка тебя погубит, от девки смерть твоя придет!
— Брешешь, сука! Цыганка мне другое нагадала!
Пока он говорил, Саша перекатилась по траве к следующему укрытию — небольшой низинке за густым кустарником. Пули легли часто, но с запозданием. Саша всем телом вжалась в землю, сырую от хлещущей из раны крови. Пули теперь свистели прямо над головой. Здесь ей уже не встать…
Еще выстрелы — теперь не в нее.
— Александра, можно выходить, — Вершинин. — Ты ранена?
Саша уставилась на свое плечо, покрытое смешанной с кровью землей.
— Нет, — ответила Саша. Она попыталась встать, но голова закружилась, колени подогнулись. Мысли путались. — То есть да. Но нет.
Тело сделалось будто набитым ватой. Напряжение, которым она держалась во время погони и боя, схлынуло в один миг, превратив ее в тряпичную куклу.
Вершинин подошел к ней, помог подняться. Быстро прощупал ее плечо под гимнастеркой. Посмотрел ей в лицо.
— Это ничего, Александра. Ничего. Навылет, и кость цела — считай, царапина. У нас теперь есть вторая лошадь, так что скоро будем на месте. Сейчас.
Через минуту вернулся с фляжкой и бутылкой мутной жидкости. Дал Саше напиться воды из фляжки, а содержимое бутыли щедро плеснул ей на плечо. Саша сморщилась. Пары дрянного спирта перебили запах крови.
— Откуда здесь самогон? — поинтересовалась Саша.
— Это они везли, — Вершинин кивнул на трупы. — За выпивкой, видать, и ездили. Молодые все… были. Не разъезд это, на наше счастье. Или на беду, тут как посмотреть. Разъезд возглавлял бы урядник, переживший уже две войны. Небось он не позволил бы им увлекаться погоней так, чтоб угодить прямиком в засаду. Либо прекратил бы преследование, либо, напротив, вызвал бы подкрепление.
Вершинин деловито разрывал на полосы чью-то рубашку, чтоб перевязать Саше плечо.
— Я сберегла последнюю пулю, — сказала Саша.
— Это хорошо, — ответил Вершинин без своей обычной насмешки. — Но ее время еще не пришло.
Саша проснулась в настоящей кровати и долго, долго не могла себя заставить встать. Перина, подушки, стеганое одеяло, чистые простыни… Немыслимая, царская роскошь.
Было уже за полдень. За окном мычала корова, кудахтали куры, перекликались женские голоса. В обстановке городские вещи перемежались с деревенскими. Комод с выдвижными ящиками вместо сундука, но при этом домотканые половики на полу. У одной стены лавка, покрытая ярким лоскутным ковриком, а в простенке между окнами — трюмо с зеркалом. Рядом — швейная машинка «Зингер». Большой таз, два ведра с водой и медный ковш — вчера хозяйка сказала, что Саше с ее раной в баню идти нельзя, придется мыться здесь.