— Вы сказали, Сара Рэндл погибла до первого брака Торнли?
Сквайр снова поднял взгляд, словно удивляясь, что он говорил вслух и в присутствии другого человека. Бриджес пожал плечами, его голос снова приобрел привычный тон, и в речи зазвучали знакомые выражения.
— Так и было. Последующие годы он по большей части провел в Лондоне, а затем вернулся сюда с супругой. И этот брак был несчастным, хотя первая леди Торнли, как вам уже известно, до смерти успела родить супругу двух сыновей. Три девочки не дожили до четырехлетнего возраста.
— А она умерла при родах?
— Нет, в результате падения, всего через три года после рождения Хью. Боюсь, смерть дочек сделала ее… несколько нервной. С того дня до второго брака мы почти не видели Торнли. Большую часть времени он жил в городе, то и дело приезжая поохотиться с приятелями, но оставаться надолго желания не выказывал. Детей вырастила прислуга, а затем их отправили учиться. Впрочем, в юности они казались достаточно хорошими людьми.
Он слегка поерзал в кресле.
— Я благодарен, что вы осмотрели беднягу, но мне бы не хотелось, чтобы вы продолжали хлопотать об этом деле. При всем моем уважении госпожа Уэстерман порой бывает импульсивна и быстра в суждениях. Это цена, которую ей приходится платить за собственную же непомерную активность, а посему я рад, что у нее есть такой советчик, как вы. Коммодор Уэстерман далеко, а ведь в целом именно он играет роль ее плавучего якоря, разумеется, если я правильно понял термин.
Краудер отвесил небольшой поклон. Сквайр кивнул, истолковав этот жест сообразно своим желаниям.
— Момент, к коему вы наверняка придете, когда урон будет неминуем, сей момент наступит очень быстро. И если вы не удержите ее, вам придется взять на себя часть вины за то, что произойдет. И, разумеется, сама ваша связь с этим семейством, станете вы вмешиваться в эту историю или нет, может навредить им. — Сквайр умолк, наблюдая, как лоб Краудера слегка сморщился. Его голос приобрел приятную мягкость: — Вероятно, я должен сознаться вам, раз уж мы беседуем столь открыто, что я знаю: когда вы только появились на свет, ваше имя было не Гэбриел Краудер.
В комнате установилась тишина — тягостная, как акт насилия. Краудер хранил абсолютное безмолвие. Сквайр едва заметно искривил уголок своего полного красного рта.
— Я тот, кем кажусь, господин Краудер. Однако по роду занятий мне приходилось сталкиваться с разным, и я научился некоторым привычкам, кои после сделал своими. Я беру на себя труд узнавать кое-что, кроме обычных сплетен, о заметных людях из нашей округи. Впрочем, я не стану обращаться к вам иначе и буду использовать имя и звание, кои вы сами для себя выбрали. — Он умолк. — Могу заверить вас, что я наводил справки весьма осмотрительно, и буду хранить молчание — до поры до времени. Более никто в нашем графстве, во всяком случае по моим сведениям, не подозревает, что вы можете быть не тем, за кого себя выдаете. Вот и все, что я хотел сказать, повторю лишь мою просьбу: постарайтесь удержать госпожу Уэстерман, ради нее же самой.
Краудер едва ли осознавал происходящее, ощущал лишь, как воздух входит в его легкие и выходит из них. Заговорить он не решался. Глубоко вздохнув, сквайр снова почесал свою щетину и продолжил тем же приглушенным голосом:
— Я испытываю чрезвычайно нежные чувства к семейству из Кейвли-Парка и хочу быть уверен, что защитой и опорой им служит умный и опытный человек вроде вас.
Когда Краудер наконец заговорил, собственный голос показался ему чужеродным. Он не мог им управлять.
— Как вы уже сказали, возможно, никакой тайны не существует, однако я сделаю все возможное, чтобы поддержать это семейство.
Взяв со стола бутылку, сквайр наполнил их бокалы и широко улыбнулся — так, словно считал Краудера отличным малым и чудесным собеседником. Из его голоса исчезли серьезные нотки, и он снова превратился в открытого провинциального джентльмена, каким казался с самого начала.
— Прекрасно, прекрасно. А теперь скажите мне, сэр, не вашу ли гнедую я видел в стойле, когда приехал? Вы охотитесь? Она напоминает мне молодую кобылу, что была у меня в детстве. Та гнедая была удивительным скакуном.
Краудер слушал речи сквайра и наблюдал, как тот пьет вино, хотя самому анатому оно вдруг стало казаться черным и горьким.
I.9
Грейвс пообещал не покидать дом, а чета Чейз и их дочь с удовольствием позволили ему нести охрану неподалеку от старой детской, где спали Сьюзан и Джонатан. Он привел их в этот дом, принадлежавший друзьям Александра, как только стало ясно, что его другу уже нельзя помочь, и лишь после этого позволил осмотреть свою рану. Она и теперь горела, однако эта боль не могла сравниться с той, что пульсировала в горле. Он думал о том, сможет ли Сьюзан когда-нибудь оправиться. С тех пор как ее обнаружили, девочка была бледна и хранила молчание, если не считать мгновения, когда Грейвс оттаскивал ее от тела отца, — она издала такой жуткий вопль, что несколько человек в толпе перекрестились. Желтолицего господина уже разыскивали, однако никто не знал его имени, а в городе, где беспорядок лишь нарастал, не было человека, способного продолжить поиски.