Кэйл даже не шелохнулся. Фара побежал прочь, так и кипя от возмущения. Ох уж этот парень! В один прекрасный день ему, отцу, придется и тут предпринять решительные действия. Или на руках у него окажется ни к чему не пригодный бездельник.
Энергия шла беззвучно и без помех. Ни шума, ни. искр. Резак светился мягким чистым белым светом, почти лаская металлическую обшивку двери — но там и следа не было, ни царапины.
Минуту за минутой Фара упорно отказывался верить в невероятную неудачу и продолжал направлять, бесконечно могучий поток энергии на сопротивляющуюся стену. Закрыв наконец клапан, он обнаружил, что весь вспотел.
— Не понимаю, — выдохнул он, — не может быть — нет такого металла, который может противостоять постоянному потоку атомной энергии! Даже металлические пластинки, используемые в камере сгорания, включаются в цепь неостановимых взрывов!
— Джор ведь объяснил тебе, — сказал мэр. — Эти оружейные лавки — это нечто крупное. Они расползлись по всей империи, и они НЕ ПРИЗНАЮТ ИМПЕРАТРИЦУ.
Фара потоптался на твердом травянистом газоне, ему стало не по себе. Такие разговоры ему не нравились — просто богохульство какое-то. И к тому же полная чепуха. Должно быть так. Прежде чем он сумел найти слова, мужской голос за его спиной произнес:
— Слыхал я, будто эти двери открываются лишь перед тем, кто не причинит вреда хозяевам.
Слова вывели Фару из оцепенения. Вздрогнув, он впервые заметил, что его неудача произвела дурное впечатление. Он резко ответил:
— Нелепость! Если бы существовали такие двери, у нас у всех они бы и были, мы бы...
Но тут он остановился: ему пришло в голову, что он не видел, чтобы кто-то пытался открыть дверь, а ведь те, кто был вокруг, вовсе не стремились подойти поближе, так может?..
Сделав шаг вперед, он вцепился в дверную ручку и рванул. Дверь отворилась с неестественной легкостью, у него даже возникло мимолетное впечатление, что ручка осталась у него в руке. Задыхаясь, Фара резко распахнул дверь.
— Джор! — завопил он. — Входи.
Констебль резко и ненатурально дернулся, ненатурально потому, должно быть, что сообразил: нельзя отступать, когда вокруг так много народу. Он неуклюже прыгнул к двери — и она закрылась перед его носом.
Фара тупо уставился на свою руку, все еще сжатую в кулак. Но вот по его жилам медленно поползло возбуждение, жуткий холодок. Ручка выползла из его сжатой ладони, она закрутилась, стала какой-то вязкой и выскользнула из его напрягшихся пальцев. Даже воспоминание об этом диком кратком ощущении давало ему понять, до чего все ненормально.
Тут он почувствовал, что толпа напряженно и молча смотрит на него. Фара снова потянулся к ручке, на сей раз не так нетерпеливо. Но едва он понял, что колеблется, как тут же разозлился. Дверь не шелохнулась.
Тогда к нему полной силой пришло желание проникнуть туда.
— А ну-ка, Джор, отойди, — попросил он констебля, стоявшего рядом.
Тот отошел, но ничего не изменилось. Он попробовал подергать дверь — не помогает. Голос в толпе мрачно произнес:
— Решили было пустить тебя, а теперь передумали.
— Не говори глупостей! — рявкнул Фара. — Кто передумал? Ты что, спятил? У двери ведь нет мозгов.
Но ему стало страшно, и голос у него предательски задрожал. Внезапная тревога и заставила его быть храбрым сверх меры. Резко развернувшись, Фара встал лицом к лавке.
Здание возвышалось под ночным небом, освещенное изнутри, словно день, огромное в ширину и в длину, и бесконечно чужое, угрожающее, вовсе не собирающееся сдаваться. Он смутно удивился про себя: а что бы тут могли сделать солдаты императрицы, если даже их и позвать? И внезапно — как проблеск мрачного будущего — возникло ощущение, что и они тут были бы бессильны.
Тут Фара ощутил ужас от того, что такая мысль могла прийти ему в голову. Плотно «закрыв» мозг, он растерянно сказал:
— Но ведь дверь открывалась, значит, она может открыться еще раз.
И она открылась. Просто взяла и открылась. Мягко, без всякого сопротивления, все так же невесомо, странная чувствительная дверь повиновалась его пальцам. За порогом — сумерки, широкий затемненный альков. Позади раздался голос мэра:
— Фара, не будь глупцом, что ты там будешь делать?
Фара с некоторым удивлением обнаружил, что он уже переступил порог. Повернувшись, он уставился на смазанные лица.
— Ну... — начал он тупо, но тут вдруг ему пришла в голову отличная мысль. — Ну, я куплю себе ружье!
Остроумный ответ, собственная хитрость на полминуты ослепили Фару. Но настроение его медленно изменилось, едва он оказался в тускло освещенном помещении лавки.