Фара тупо кивнул. Он не мог вымолвить ни слова. Невероятные, фантастически бессмысленные утверждения все звенели у него в голове. Интересно, следует ли ему рассмеяться или же разругать этого типа, так подшутившего над его здравым смыслом?
Стало быть, оружие нельзя использовать для убийства или ограбления. Стало быть, можно охотиться лишь на определенных птиц и зверей. А что касается перепродажи — предположим, он купит эту штуку, потом уедет за тысячу миль и загонит ее какому-нибудь богачу за два кредита, кто узнает?
А может, он начнет угрожать чужаку или пристрелит его. Откуда лавочники узнают? Нет, все это так нелепо, что...
Тут он сообразил, что продавец уже протягивает ему ружье прикладом вперед. Торопливо схватив его, он с трудом удержался от порыва — повернуть его дулом на старика. Не стоит торопиться, мрачно подумал он. И спросил:
— А как оно работает?
— Наведите на цель и спустите курок. Может, вы хотите его опробовать, у нас есть мишень.
Фара вскинул ружье.
— Конечно, — торжествующе выкрикнул он, — это вы! Ну-ка, иди к входной двери, и на улицу, быстро!
Он повысил голос:
— А если кто-то там попытается напасть на меня из второй двери, я и ее держу под прицелом! Ну, пошевеливайся! — он неловко махнул рукой клерку. — Клянусь, я выстрелю!
Тот и бровью не повел.
— Не сомневаюсь. Когда мы решили вас впустить, мы учли опасность нападения, враждебность и склонность к убийству. Но вы проиграли — тут мы хозяева. Гляньте-ка, что у вас за спиной.
Тишина. Фара стоял, не двигаясь, держа палец на курке. Мелькали обрывки мыслей, всплывали в памяти все недомолвки, какие ему приходилось слышать об оружейных лавках: что в каждой провинции у них есть сочувствующие, что у них свое собственное безжалостное правительство, что стоит кому-то очутиться у них в руках, и смерть обеспечена, что...
В конце концов ясно оформилась лишь одна мысль. Вот стоит он, Фара Кларк, семейный мужчина, верноподданный императрицы, стоит в тускло освещенном магазинчике, намереваясь бороться с такой огромной, такой грозной организацией — да он спятил!
Но ведь — он здесь. Собрав остатки мужества, он напряг ослабшие мускулы.
— Вам не удастся меня одурачить, тут никого больше нет, а ну, к дверям, да побыстрее!
Старик, не мигая, смотрел мимо него.
— Ну как, Рэд, с тебя хватит полученных данных? — спокойно спросил он.
— Достаточно для первичного анализа, — ответил молодой мужской голос из-за спины Фары. — Консервативен, тип А-7, неплохой средний уровень интеллекта, но очень предан монархии, что характерно для небольших поселений. Взгляд на жизнь односторонний, воспитан в имперской школе. Крайне честен. Спорить с ним бесполезно. Взывать к эмоциям тоже, тут нужно провести лечение. Не понимаю, чего ради нам с ним возиться, пусть себе прозябает.
— Если вы думаете, — дрожащим голосом молвил Фара, — что ваш трюк заставит меня обернуться, вы свихнулись. Это же левая стена, я видел, что там никого нет!
— Я тоже за то, чтобы он прожил всю жизнь, как получится, Рэд, — отвечал старик, — но ведь это он побуждал толпу к действию. Надо преподать ему урок.
— Лучше разрекламируем его визит, — предложил Рэд, — ему потом всю жизнь придется оправдываться.
Вера Фары в могущество оружия настолько поколебалась, что он совсем забыл о том, что держит в руках винтовку. Он было разжал губы, но не успел и слова сказать, потому что старик настойчиво повторил:
— Пожалуй, небольшое воздействие на эмоции все же может произвести эффект, давай покажем ему дворец.
Дворец! Неожиданное, потрясающее слово вырвало Фару из оцепенения.
— Послушайте, — начал он, — теперь я понял, что вы мне соврали — это ружье даже не заряжено. Оно...
Тут голос отказал ему. Он словно окаменел. Вытаращил глаза, как безумный. В руках у него не было ружья.
— Ах ты!.. — начал он снова. И замолк. Голова у него закружилась, он с трудом поборол полуобморочное ощущение. Ну, конечно, кто-то подкрался к нему и выкрал ружье прямо из рук, стало быть — стало быть, позади и правда кто-то есть. Стало быть, этот голос принадлежит не машине, как он подумал сначала, а человеку. Им как-то удалось...
Он хотел повернуться, но не смог. О господи, что?.. Он напрягся — и не сумел не то что повернуться, хотя бы шевельнуться.
В помещении стало темно. Он почти не видел старика, если бы мог, он бы заорал, завизжал, потому что оружейная лавка пропала. А он...
— Он стоял прямо в небе, высоко над гигантским городом.
Прямо в небе, вокруг ничего, только воздух, господи, прямо в голубом летнем небе, а город — вон он, до него миля или две ВНИЗ.