Оказавшись в темноте, я попробовал вновь заснуть. Куда там! Лицо Олега вставало в памяти всякий раз, как только я смыкал веки. Страшное обожженное лицо. Он беззвучно переносил страдания. Он не звал меня, ни о чем не просил. Он никогда меня ни о чем не просил…
Промучившись где-то с полчаса, я решил, что уже не засну. Кроме того на часах сейчас стоял Клюев, последний в списке сегодняшних караульных. И это означало, что близится утро.
Я постарался встать как можно тише и осторожней, так чтобы никого не разбудить. Встать… Еще вчера такой трюк у меня бы вряд ли получился. Еще вчера на ноги меня поднимали с помощью подъемного крана, ну или сильных рук кого-нибудь из моих товарищей — бойцов спецгруппы подполковника Загребельного. Зато сейчас все изменилось, причем в лучшую, гораздо лучшую сторону. Я не чувствовал ран, сломанные ребра болели так, словно это были всего лишь синяки, полученные в прозаической автобусной давке. И что самое замечательное — в мое тело понемногу начали возвращаться силы. Чудо! Настоящее чудо! Пол часа, проведенные в компании Главного, сделали с моим организмом то, на что самая современная медицина потратила бы не один месяц. Интересно, а шрамов на мне тоже не осталось?
Ответ на этот вопрос я решил выяснить как-нибудь в другой раз. Сейчас же я поднялся, не забыв прихватить с собой автомат, с которым по привычке спал в обнимку. Не скажу, что все эти упражнения дались мне очень уж легко. Однако опыт по преодолению постпохмельного будуна имелся, и я воспользовался им как инструкцией к действию, тем более, что симптомы оказались весьма похожи. Повесив автомат на шею, я вытянул вперед руки и небольшими неуверенными шашками поплелся в направлении легкого свечения, которое виднелось на противоположном конце темного подземного зала.
Когда я добрался до двери, то обнаружил там Клюева, сидящего на той самой дырявой аудиоколонке, которую вчера трамбовал своим задом я сам. Керосиновая лампа стояла рядом, и гранатометчик занимался тем, что придирчиво осматривал свой РПГ-32, продувая и протирая мягкой тряпочкой все его, так сказать, деликатные места.
— Здравия желаю, товарищ полковник, — Александр сделал попытку подняться.
— Сиди, — буркнул я и протопал мимо бойца в направлении одной из примыкающих комнат.
Провел я там пару минут и вернулся, чувствуя несказанное облегчение в мочевом пузыре. За время моего отсутствия во владениях Клюева кое-что изменилось. Рядом с аудиоколонкой появился пластиковый стул, один из тех, что в превеликом множестве валялись в зале.
— Товарищ полковник, вы спать или посидите со мной? — поинтересовался боец.
— Ну раз ты уж стул приволок… — вместо того чтобы договорить я опустился на удобное пластиковое сиденье, после чего поплотнее запахнул куртку. — Сам-то чего на ящике мучаешься? Ведь неудобно.
— Вот и хорошо, что неудобно. Всякое желание уснуть пропадает, — ухмыльнулся Саша. — Сейчас уже почти пять утра. Самое гадкое время. Вы, поди, и сами знаете.
— Знаю, — согласился я, припоминая те далекие времена, когда еще заступал дежурным по части. Час, два, три ночи — сна ни в одном глазу. Ну а как пробьет четыре утра, вот тут и начинается… Внутри словно батарейка садится, причем моментально так, за считанные минуты. Сил едва-едва хватает, чтобы держать веки открытыми.
— Мне частенько приходилось ходить начальником караула, — продолжил свой рассказ Клюев. — Вот и понапридумывал всяких хитростей и уловок, чтобы, значит, службу тащить исправно. Я ведь, не ради хвастовства будет сказано, человек обязательный.
— Начкаром ходил? — переспросил я. — Так ты…
— Прапорщик, — помог мне Клюев. — Прапорщик воздушно-десантных войск. С восемнадцати годков в армии, и до тех самых пор, пока не сократили как прапорщиков, так и меня самого. — Тут Александр тяжело вздохнул, очевидно припоминая те не веселые времена, когда тысячи офицеров и прапорщиков вышибли из армии, лишили части их жизни, их души.
— Ханхи нас всех сократили, — я попытался утешить своего боевого товарища. — Так что теперь чего уж сетовать.
— Это верно, — Клюев кивнул. — То, что произошло… Просто в голове не укладывается. Жили себе тихо, мирно, спокойно, и вдруг бац… Ничего этого уже нет.
— Хорошо сказал… тихо, мирно и спокойно, — с горечью в голосе повторил я, со всех сил стараясь удержаться от сарказма.