В конце зала Кейд разглядел небольшое возвышение, рядом с которым поднимался пьедестал, приблизительно в метр высотой. Это было официальное место появления Императора, и оно со всех сторон было окружено гвардейцами Клейн–дао, вооруженными газовыми пистолетами. Они бдительно следили за толпой, поддерживая порядок. Забывшись, Кейд сделал пару шагов в сторону, однако стражник тут же отреагировал, сделав резкий жест, словно бы хватаясь за оружие. Кейд торопливо вернулся к группе мещан, стараясь не выделяться из толпы и не привлекать внимание стражи. Он был слишком близок к осуществлению собственного плана и не хотел его провалить из‑за нелепой ошибки.
Старушка, по–прежнему цепляясь за его рукав, продолжала рассыпаться в благодарностях. Но Кейд уже пожалел о своем благородном порыве щедрости. Он пробормотал какие‑то извинения, отцепился от нее и поспешил перебраться куда‑нибудь в другой конец толпы. Через минуту к нему присоединился тот самый франт, с которым они стояли в дверях зала.
— Я заметил, что вы никак не могли договориться с охранником, — начал беседу мужчина, — поэтому я заплатил, не торгуясь. Интересно, сколько еще раз эти серые заставят нас платить? — в его тоне звучало возмущение.
— Лучше бы, это было в последний раз, — хмуро заметил Кейд, рассеянно оглядываясь по сторонам.
— Какая жалость! — послышался возглас сзади.
— Что? — удивленно поинтересовался Кейд, оборачиваясь.
Перед ним стояла средних лет женщина в элегантной одежде. Она смотрела куда‑то на возвышение и ее взгляд выражал возмущение и гнев. Губы поджаты в прямую линию. Ее прямо‑таки распирало от негодования.
Кейд проследил за ее взглядом. На возвышение взошли благородные — приближенные Императора — в основном леди, несколько высших лиц службы Клейн–дао, трое или четверо членов Ордена, на одежде которых красовались серебряные звезды — знак высшей принадлежности. Кейд внимательно изучал знаки отличия: Конго, Острова Тихого Океана, Калифорния и, конечно же, Восточное Побережье. Кейд никогда не служил ни одному из этих людей. Но сам он был довольно знаменитым Оружейником, несмотря на свой возраст. Его могли узнать и испепелить на месте.
— Какой позор для двора! — возмущенно продолжала женщина, недовольно хмурясь и сокрушенно качая головой.
— Что? — спросил Кейд.
Она показала пальцем, и он сразу сообразил, что задал вопрос неправильно. Не “что”, а кто.
— Кто это? — нетерпеливо выпалил он, хватая за рукав ближайшего мужчину.
Тот так и отпрянул от Кейда, словно от зараженного:
— Что вам угодно? — нервно начал мужчина недовольным гнусавым голосом. — Вы позволите… эта ткань очень мнется, — он с негодованием снял руку Кейда, однако Оружейник даже не обратил на это внимания.
Все его существо напряглось от неожиданного волнения, нахлынувшего удушливой волной. Он даже на секунду перестал дышать. Это была она, совершенно точно. Она стояла спиной к нему, и огромная ярко оранжевая копна взбитых волос заслоняла лицо. Однако Кейд почему‑то был совершенно уверен. Да, это именно она.
Он повернулся к женщине, которая так возмущенно качала головой.
— Извините, может вы скажете, кто эта девушка с оранжево–красными волосами в тон платью? — спросил он как можно более вежливо.
— А вы не знаете? — изумилась женщина, многозначительно смерив Кейда оценивающим взглядом. — Это леди Джослин, — шепнула она, наклоняясь поближе к Кёйду. — Надо заметить, со странностями. Глядя на нее, сроду не подумаешь, что она племянница Императора…
Разодетый мужчина повернулся к женщине:
— Та самая, которая кропает стишки? — насмешливо поинтересовался он, давая понять, что находится в курсе всех дворцовых сплетен и интриг.
— Да, — оживленно вставила женщина. — У меня подруга служит на кухне… не поваром, а диетологом, — торопливо пояснила она, — так вот, она говорит, что леди Джослин читает их всем подряд — хотят они того или нет. Как‑то раз она даже принялась читать свои стихи каким‑то мещанам, которые ожидали Императора во время Аудиенции, как мы сейчас…
Но Кейд не слушал. Леди Джослин повернулась к нему лицом, и ее сходство с девушкой из секты Кайро мгновенно улетучилось. Ярко–оранжевые волосы, конечно же, были крашенными Но даже Кейд, меньше других мужчин разбиравшийся в одежде, заметил, как аляповато и безыскусно она одета. Плохо скроенное платье нелепо и комично сидело на ее сутулых покатых плечах. Кривая шея, казалась и вовсе не гнулась, а большие, глубоко посаженные глаза все время близоруко щурились, словно женщина не видела дальше собственного носа. Она была невысокого роста и ей то и дело приходилось тянуть вверх шею, чтобы заглянуть через плечо впереди стоявшего. Безразличным взглядом она осмотрела толпу мещан и направилась к помосту. Тут только Кейд заметил, что она к тому же еще и переваливается с боку на бок, прихрамывая на одну ногу. Сходство, заставившее принять этого дворцового урода за яркое, энергичное создание, спасшее ему жизнь, было не более чем нелепой карикатурой.
Пока он разглядывал придворную женщину, все вокруг вдруг замерли, замолчали и выпрямились, напряженно глядя вперед. В зале наступила мертвая тишина. Медленной, размеренной походкой вошел Император и опустился на трон. Два гвардейца Клейн–дао подошли к кучке мещан, и там началась молчаливая борьба за место.
Прежде, чем Кейд успел сообразить, что происходит, один из гвардейцев подскочил к нему, выудил из кармана последнюю голубенькую, презрительно повертел ее в руках и передвинул Оружейника почти в самый конец ряда.
Кейд почувствовал, что снова совершил какую‑то оплошность. Но какую? Чего такого он не знал, что знали другие гражданские? Он понял, что инструкции охранника были всего лишь элементарным перечислением общепринятых правил: не разговаривать, не переступать белую черту, уложиться в десять слов… и это знали все. но ведь наверняка предполагалось что‑то еще. Что? Мещане, посещавшие заведение хозяйки Кэннон, конечно, были вполне законопослушными и лояльными гражданами — в разумных пределах, разумеется, — но ни один из них никогда не посещал дворца и не присутствовал при аудиенции. Подобные процедуры и ритуалы, как правило, интересовали лишь представителей среднего и зажиточного классов. Поэтому Кейд ничего не мог узнать от своих бывших собеседников. Что же еще предполагалось?
Он порадовался, что оказался почти в самом конце ряда, который теперь довольно быстро приближался к пьедесталу, на котором стоял трон. Во всяком случае, у него будет немного времени сообразить что к чему и попытаться выйти из положения. Он стал присматриваться к тому, что происходило впереди. Их группу возглавлял разодетый мужчина. Он подошел к пьедесталу, положил зелененькие в огромное блюдо и что‑то сказал гвардейцу.
Благодарственное даяние, даяние любви, или что‑то в этом роде, смутно припоминал Кейд, продвигаясь вперед следом за остальными. Теперь он точно знал, что еще от него требуется, но денег у него не осталось совсем. Он гневно глянул на седовласую старушку где‑то в середине ряда, и горько пожалел о своем опрометчивом поступке. Он, как последний дурак, растаял от ее верноподданических заявлений, заплатив за вход. А она, расчетливая и хитрая мещанка, сохранила собственные деньги и теперь выложит на пьедестал даяния любви, в знак преданности Императору.
— Мещанин Болвен, — провозгласил гвардеец, и разодетый мужчина, опустив взгляд в пол, отчетливо проговорил:
— Представляю на суд Императора жалобу против презренного и низкого человека, — он вручил свое пухлое изложение дела гвардейцу и торопливо попятился в сторону, освобождая место следующему жалобщику.
Ни единого голубенького, с горечью подумал Кейд, а шеренга впереди таяла на глазах. “Даяния” называют они это. Разве может это означать, что деньги отдаются добровольно? Но так или иначе, а ими никто не брезговал.
— Прошу Императора принять моего сына на службу Клейн–дао.
— Верноподданический привет нашему Императору из города Бузна Виста.
— Прошу Императора рассмотреть вопрос банкротства моего мужа.