В донесшемся до нас победном вопле различить отдельные слова было почти невозможно. "Вива" еще угадывалось, а вот остальное уже нет, видно, почти каждый орал что-то свое. В любом случае этот вопль свое дело сделал — заставил оставшихся защитников полицейского участка растерянно замереть на те несколько мгновений, что потребовались вынырнувшей из клубов дыма толпе. Вместо дружного и слитного залпа прогремело всего несколько выстрелов, кто-то упал, но сбить атакующий порыв не вышло, наоборот, повстанцы бросились вперед еще быстрее… и тут уже нервы защитников не выдержали…
— Сейчас они… — начал я, но мои слова заглушила очередь. Длинная, на весь магазин — Леви Минц щедро полил коридор пулями, загоняя выскочивших обратно в их норы. А затем первые атакующие добежали до участка и за стеной гулко ухнуло, заставив здание подпрыгнуть и засыпать нас пылью и кусками штукатурки.
— Чертовы бомбы…
— Надо было приказать утопить их нахрен… — то ли прошептал, то ли подумал я, глядя как в разбитое окно лезет какая-то перекошенная багровая харя. Вроде бы в отряде Тересы таких уродов не имелось. Кое-как перевалив тушу через подоконник, этот краснорожий не придумал ничего умнее, чем наставить на Князя дробовик и проорать что-то вроде: ¡Ríndete, hijo de puta!
Разумеется, он тут же лишился ружья, получил по морде прикладом отобранного, сел прямо на труп у окна и совершенно по-детски заревел, размазывая по роже слезы и кровь из разбитого носа. Зрелище до того жалкое, что даже пристрелить его не хотелось. А хотелось просто закурить, пуская в потолок дымные колечки, а заодно понадеяться на чудо — что так нужная нам рация в этой замятне не превратилась в груду битых деталей.
Потому что если чуда не случится, у нас оставался лишь один способ получить доступ к радиостанции. Ниточка, за которую я при любых других обстоятельствах не стал бы дергать.
***
— Чаю хотите?
Третий секретарь консула СВР Клаус Фукс выглядел почти сошедшим с агитационного плаката. Широкие плечи, руки-лопаты с четко видимыми мозолями, даже лицо из тех, что принято именовать "рублеными", словно скульптор второпях высекал его из гранита. Одним словом, типичный пролетарий, шахтёр или сталевар. Наверняка в барселонском порту или на фабриках он с легкостью мог бы сойти за "своего". Только вот с темно-серым, явно из-под иглы хорошего портного, шерстяным костюмом с серебряным "спартаковским" молоточком на лацкане, выглаженной рубашкой и мелькнувшим из-под манжеты хронометром эта внешность сочеталась плохо. Выглядела маской, театральным нарядом, который натянул кто-то совсем другой, куда более умный и опасный, чем простоватый работяга.
И говор у него скорее северный, чем южный, Boarisch хохдойчу родственен, но не более. Беженец из Бремена? После провала восстания оттуда многие бежали в Советскую Баварию….
— Лучше бы пива, — попросил я. — Надеюсь, хоть у вас оно есть.
— Есть, как не быть, — засмеялся Клаус. — Возим дипломатической почтой. Местная полиция один раз при досмотре "случайно" разбила ящик, потом долго изучали каждую битую стекляшку, все пытались понять, что за нелегальщину мы возим под видом пива. Смешные люди, ей-ей-ей…
Он вышел из комнаты, на этот раз не запирая дверь и почти сразу же вернулся с подносом. Две бутылки "раухбира" с пузатым священником на этикетке, запотевшие, явно взяты прямо из холодильника и кольцо копчёной колбасы. Последнюю он тут же, прямо на подносе, принялся нарезать складным ножом на ровные дольки.
— С утра толком поесть не получалось, носился по городу. Там чашка кофе, там лепешка… а пузо-то нормальной еды просит. У меня вообще-то режим после ранения, диета особая, врач строго приказала… да разве выдержишь, когда такая чехарда пошла. Пять лет подготовки псу под хвост, эх-х…
У "раухбира" очень специфичный вкус, который сложно передать словом "дымный", да и не всегда именно дым там чувствуется. Как и с другими напитками, например, с виски, очень много зависит от выбора древесины для копчения солода. Тут, похоже, использовали бук или орешник… получилось чуть горче, чем я предпочитаю, но под чесночную колбасу пошло хорошо.
— А с чего пошла эта чехарда?
— Да как обычно, с какой-то ерунды, — махнул рукой спартаковец. — Ночью кто-то расстрелял полицейский пост…
К счастью, Клаус в этот момент не смотрел в мою сторону, так что у меня хватило времени схватить бутылку и сделать большой глоток. Черт-черт-черт…
— …скорее всего, анархисты, у них там куча мелких фракций, которые плевать хотели на любое руководство… а может и просто бандиты. А дальше завертелось… полиция встала на дыбы, пошла по рабочим кварталом с обысками и арестами. Накрыли несколько схронов с оружием, тут явно без провокаторов не обошлось, а главное — собрание с одним из главных местных поумовцев. Те начали отстреливаться, у полиции тоже пальцы на спусках плясали, на стрельбу начали сбегаться… вот к утру и вышло, что весь город охвачен восстанием. Да вы берите колбасу, камерад Мартин, она хоть и местная, но правильной выделки, есть тут один фермер из наших, в смысле, из немцев. Еще в Великую войну попал в плен к галлам, бежал в Испанию, женился… но фамильные рецепты не забыл.