Я начал плавно выбирать свободный ход спуска, но тут за стеной грохнуло — раз, другой… и хотя этот бабах тоже был ожидаемым, все же выстрел получился не очень. Дожал преждевременно или просто не учел падение пули на трех сотнях метров, но попадание пришлось броневой лист перед испанцем, в оптику высверк было четко видно. Но испанец при этом как-то судорожно взмахнул руками, проваливаясь вниз, а на крышке люка за его спиной остался широкий темный потёк.
"Тяжелое ружье" за стеной снова громыхнуло и почти сразу за этим выстрелом на проспект перед колонной свалился штурмовик. Точнее, он сначала ударился о стену дома справа, крыло сложилось, самолет перевернулся и шлепнулся на брусчатку, выставив кверху толстые бублики шасси в обтекателях.
Теперь уже по колонне стреляли со всех сторон, когда я нашёл оптикой зенитчика в кузове, из расчета там оставался лишь повисший на борту заряжающий, да наводчик, скрючившийся в своем креслице. Броневик с отвалом стоял боком, частично перегородив улицу, дверца в борту распахнута и было видно, как внутри лениво разгорается огонь. Чуть дальше какие-то артиллеристы пытались на перекрестке развернуть орудие, но пока я пытался выделить командира, их всех скопом накрыло пулеметными очередями, раскидав по мостовой дюжиной сломанных кукол.
А еще дальше… в первый момент мне показалось, что белесые клубы тянутся от грузовиков, но тут еще пара клубков появились прямо на тротуаре и принялись расползаться вширь, присоединяясь к общему туманному мареву. Под яркими лучами барселонского солнца выглядело это дико, напоминая картины древнегреческой преисподней — потому что в глубине этого марева бродили какие-то скрюченные фигуры, то и дело натыкаясь друг на друга или предметы…
— Смешно, правда, камерад Мартин? — к счастью, Ганс не видел в этот момент моего лица и поэтому продолжал болтать: — Теперь эти цепные псы капиталистов могут вдосталь нахлебаться собственной отравы. Совсем новые газовые гранаты, прямо из Франции, местная полиция не экономила на борьбе против рабочего класса.
— Так вот зачем понадобилось отключать воду в домах.
— Именно так, — Ганс посерьезнел. — Нам не нужны лишние смерти простых солдат, выходцев из народа. У них будет шанс перейти на сторону правого дела. Настоящий бой еще впереди, камерад. Слышишь?
До последней фразы я думал, что пулеметчика отчего-то потянуло заговорить лозунгами. Глупость… хоть я знал Ганса всего полдня, этого было вполне достаточно, чтобы убедиться: белобрысый в абстрактных построениях был не силён, предпочитая сугубую практику. И сейчас он тоже был вполне конкретен. Тот самый британский учебник, только уже другой раздел, "молот и наковальня", взаимодействие наземных бронесил с воздушным десантом.
— Слышу.
Звук и вправду становился все громче, накатывая волнами, намного громче, чем тогда, в Аспейтии.
— Вот она, пятая колонна… — немец поднялся на ноги, перехватив пулемет за ручку, — ну что, камерад Мартин, постреляем?!
[1] Фраза наиболее известна в переводе С. Маршака: "Мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе."
[2] нем. "Брюквенная зима", массовый голод в Германской империи зимой 1916–1917 годов, вызванный неурожаями и морской блокадой.
Глава 26
Закат сегодня выдался особенно красивый. Последние минуты, когда большая часть огненного шара уже скрылась за горизонтом, там, наверху, перьевые дорожки высотной облачности обретают цвет, который потом тщетно пытаются передать поколенья художников. Бессмысленное занятие — ведь он живой, чуть отвел взгляд и уже оттенок изменился, что казалось пастельно-розовым, смещается даже не к густому красному, а фиолетовому…
Повезло, что у этого дома часть окон выходили к морю и вечерний бриз гнал дым от пожаров дальше, вглубь суши. С этой стороны о войне напоминали только выбитые близким взрывом стекла и тройка британских воздушных крейсеров, медленно ползущая вдоль побережья. Километра три четыре от берега… на таком расстоянии они выглядели довольно безобидно. Просто темные треугольные силуэты, маячат в отдалении… ну и пусть их. О том, сколько одна такая махина может обрушить на землю под собой, думать не хочется.
А еще в такие моменты совершенно не хочется думать, что до рассвета ты можешь и не дожить.
У нас и увидеть этот роскошный закат было не слишком-то много шансов, но как-то наигралось. В основном, потому что правительственные войска соврешенно не ориентировались в лабиринте барселонских проспектов, улиц и улочек. Может, где-то в уютном штабе на карте города все было разумно логично расчерчено красивыми разноцветными линиями, овалами и стрелами, подкрепления высылались куда надо и даже высаженные отряды получали какое-то снабжение и поддержку. Но в реальности уже к полудню бой за Барселону распался на череду стычек, где куча мелких отрядов сражалась сами по себе.