— Любуетесь морским пейзажем, камерад?
Ганс прошел от двери к окну, встал рядом. Удивленно хмыкнул, подобрал брошенную мной на подоконник ободранную книжку.
— Нашёл вчера в школьной парте, — честно сказал я. — Уже в таком виде. Так… забавное чтиво.
— Понятно, — кивнул белобрысый… — А я уж подумал… нет, ничего такого мы же все интернационалисты, но… хотя что-то славянское в тебе есть, верно, Мартин?
— Поллитра крови после переливания, — тут я было почти честен. Именно столько Косторез однажды нацедил для меня из одного поляка. А остальную мою биографию этому колбаснику знать не обязательно.
Ганс тем временем раскрыл книгу наугад, прищурился…
"Небо было во власти восставших. Правительство стягивало полицейские войска к Дому Совета. На крыше его были поставлены машины, посылающие огненные ядра, — круглые молнии. Часть повстанческого флота была ими сбита с неба.
К ночи Гусев осадил площадь Дома Советов, и стал строить баррикады в улицах, разбегающихся звездою от площади. "Научу я вас революции устраивать, черти кирпичные", — говорил Гусев, показывая, как нужно выворачивать плиты из мостовой, валить деревья, срывать двери, набивать рубашки песком.
Насупротив Дома Советов поставили две захваченные в арсенале машины и стали бить из них огненными ядрами по войскам. Но правительство закутало площадь магнитным полем."
По-русски он читал достаточно бегло, почти не запинаясь.
— Это что такое?
— Думаю, что просто чья-то фантазия. Выдумка.
— А-а…
— Американцы в двадцатых пытались создавать метатель шаровых молний, — я пожал плечами, — нашли в архиве Теслы очередной набросок гения на обрывке пипифакса. Молнии-то у них получались, только случайного размера и летали сами по себе, а не в нужную сторону. В общем, провозились несколько лет, затем проект благополучно сдох. Разумеется, при этом несколько хороших людей неплохо набили себе карманы.
— Неплохо бы, если так, — белобрысый поёжился. — Если на поле боя еще начнут молниями шарашить… придумали бы лучше, чтобы от раны в живот не загибались.
— Врач сказал, шансы хорошие, — я понял, к чему была последняя фраза. — Уго же из тарахтелки две пули выхватил, а не винтовки. Через два магазина, хоть пустых… раны обширные, но не глубокие, просто выглядят неприятно.
Тот случай, когда жадность оказалась полезна. Уго старательно распихивал пустые магазины обратно в свою сбрую, хотя всем было понятно: шанс найти тут британские патроны не минимален, а отрицателен. Как только расстреляем последний магазин, пулемет превратится в тяжелую и не очень удобную дубинку. И так мы через две баррикады прорвались по большей части за счет пулемета Ганса. Белобрысый сегодня показал класс, жаль, Косторез его в деле не видел… впрочем, доктор все же ручниками слегка брезгует, он у нас поклонник станковой точной механики. Плюс, хорошо сыграло "тяжелое ружье" — сумрачное швейцарско-немецкое поделие по мотивам авиапушки Райнхольда Беккера. Когда ты прячешься за каменной стеной, а сидящему рядом вдруг сносит верхнюю половину тушки, это изрядно деморализует.
Потом патроны к пулемету кончились, а Schweres Selbtsladen Gewehr накрыло бомбой вместе с пикапом. Следующий перекресток мы брали почти что голыми руками, там-то Уго и получил свои две пули.
— Хорошо бы, — повторил Ганс. — А то за полтора года уже третий напарник… у нас хоть народ и не из суеверных, но тут я и сам бы призадумался.
Он хотел добавить еще что-то, но у входа в комнату нарисовался Князь и еще один парень из расчета "тяжелого ружья". Руди или Радек, я так и не запомнил. Ганс, не договорив, махнул им рукой: "подходите, мол…"
— Как там ваш pereutschet? — не знаю почему, но последнее слово Ганс произнес на русском. Впрочем, поняли его все, хотя Их Сиятельство и этот Руди-Радек как-то странно переглянулись, прежде чем начать отвечать.
— В наличии сорок четыре бойца, считая легкораненых, — заговорил первым Князь. — Из дружины… из тех, с кем начинали утром, примерно треть, остальные, это прибившиеся за день. Двадцать восемь винтовок, два ручных пулемета. Патронов по пять-шесть обойм на винтовку, по четыре кассеты к ручникам.