…который никогда не бросал тех, кого считал "своими". В самых безнадежных с виду ситуациях. Например, когда Марко во втором его с нами рейсе арестовали мексиканцы, приняв за агента Ватикана и даже Свен, пожав плечами, ограничился фразой "не повезло итальяшке, вроде неплохой был парень" — а Мастер приказал остаться и в итоге провернул головоломную многоходовку с местными "кристерос", выменявшими Марко у властей на взятого в плен офицера, ну а дальше дело решили пять ящиков "маузеров".
Но с Марко хотя бы имелась ясность — где он и что с ним. А сейчас понятно только… да ничего толком не понятно. Могли перехватить даже наши переговоры по радио. Хотя, если подумать, проще и надежнее было проследить за Штейном…. поправка, не проследить — отследить его заказы на заводе. Небольшая партия ручных пулеметов и наш прилёт в Страсбург — это как два фрагмента одной головоломки, складывай вместе, не ошибешься. И тут возникает интересный вопрос: а если бы швейцарец доставил нам товар сам, как договаривались заранее? Как там сказал Свен, про весовую категорию? Ну да, пять-шесть охранников с "солотурнами" плюс броневик это уже неплохой такой колониальный конвой, просто так из кустов не напрыгнешь. Сколько могло быть народу в тех двух брошенных легковушках? Шесть? Восемь? Вряд ли бы хватило…
А вот для неожиданной атаки на "Добрую тетю" — вполне, особенно если часть экипажа будет не на борту. Охрана временного аэродрома в Страсбурге имелась, но символическая, в виде нескольких сторожей с собаками. Гонять воришек, пытающихся скрутить посадочные фары хватит, а больших неприятностей здесь никто и не ждет.
— …Мартин, дальше вы с Князем на машине двинете в Париж.
Похоже, задумавшись, часть речи Свена я пропустил мимо ушей, среагировав лишь на свое имя. Париж?
— У Сикста там есть офис, так что проблем с арендой возникнуть не должно. Как думаешь, сколько времени займет?
Сколько я помнил, от Страсбурга до Парижа выходило километров пятьсот, не важно, через Метц или Нанси. Взятый нами "примастелла", если верить рекламе фирмы старика Луи, на длительном пробеге разогнался до 124 км/ч, но это случилось на "гусенице" автодрома Лина-Монлери. Вряд ли на всем пути до Парижа у нас под колёсами будет дорога схожего качества и полное отсутствие помех.
— В день уложитесь?
— С подменой за рулем — вполне.
— Годится! — Свен принялся сворачивать карту. — У вас будет еще два дня, переговорить с нужными нам людьми.
— Нужными? — повторил я, уже почти не сомневаясь в ответе. Конечно, был шанс, что швед меня удивит, но сорвать куш в казино куда проще. А это значило….
— Ты встретишься с Буше, — подтвердил мои подозрения Свен. — А ты, Князь… думаю, на месте разберешься, с кем из ваших эмигрантов стоит перекинуться парой слов. Я слышал, у вашей колонии до сих пор сильная контрразведка…
— Контрразведка, как же! — Их Сиятельство скривился, словно в него запихнули лайм вместе с кожурой, — я на этих сволочей в Крыму еще навидался. Вешали и стреляли кого попало не хуже красных, а на улице каждый день листовки, что ни ночь — то сожгут чего, то взорвут, то железку разломают или обоз разграбят. Ну а когда все рухнуло, грузиться на корабли рванули первые. А здесь, в эмиграции, поначалу еще чего-то пыжились, а потом, — Князь устало махнул рукой, — сутенерить бывших гимназисток, вот их уровень. Пусть вон лучше Комиссар к большевикам зайдет, поклониться портрету Троцкого, глядишь, ему чего расскажут интересного. Или к спартаковцам, вот уж кто точно в курсе.
— Если ты вместо меня пойдешь на встречу с Буше, — парировал я, — то могу и к спартаковцам.
Конечно, я блефовал, но если бы Князь и впрямь принял ставку…
— Все равно они ничего не знают и знать не могут. Сейчас не двадцать четвертый на дворе, РОВС после пропажи Кутепова занимается пустой говорильней, а остальные и раньше ничего не стоили…
В Свене все-таки нет-нет, да просыпается бывший школьный учитель. Или просто врожденная скандинавская флегматичность, позволяющая часами слушать любую ахинею, а затем разжевывать и заталкивать в мозг собеседнику прописные истины. Вот и сейчас он добросовестно выслушал поток жалоб Их Сиятельства на бывших соратников по борьбе и лишь потом начал говорить сам.